— А я-то что? брякнул Мастачный. — Христа-ради.
— По ты меня прикрывать станешь своими ментами. Ничего я ход нашел, а?
— Нормально, — порадовался за умное чадо отец. Порой он сомневался: этот ли бутуз сидел у него на коленях, заливисто смеялся его Шуткам. Теперь сядет — раздавит, заговоришь — забьет умностями.
— Давай, сынок, — ободрил он Альбертино, еще раз. Больше себя, чем его.
— Бабки в этом мире все решают. изрек наследник и достал запиликавший мобильник. — Да…
По резким движениям сыновьей туши Мастачный-старший сделал вывод, что жизнь имеет черные и белые полосы и сейчас время черной и очень крупной.
— Все триста пятьдесят точек? Суки, я передавлю вас танками, сгною!
Мастачный-старший посмотрел на сына. Лицо его перекосила звериная злоба. Он испугался, не за сына — где танки брать…
— Как тридцать шесть убитых? Особняк сожгли?
Теперь лицо Альбертино посерело, словно танки уже проехали, оставив пепел…
— Да это же беспредел, террор! А в милицию, в прокуратуру сообщили, козлы вы чахоточные? Нет? За что я вам такие деньги плачу? Вы на кого работаете?
«Слава Богу, — отметил Мастачный-старший. — Если прокурор в ход пойдет — мелочи».
— Сообщили? Не берет к производству? Как не берет? Маль давали. Да я его с говном смешаю! Сегодня же у генерального буду, я ему покажу, как с Мастачным тягаться!
«Господи, — опять запереживал отец, — дело-то не шутейное, закусил удила сынок…»
— Да в гробу я видел этих националов!
«Ой. не дай Бог!» — схватился за сердце Мастачный — старший: со страшными людьми взялся тягаться сынок…
Альбертино защелкнул крышку мобильника и с минуту смотрел вбок отсутствующим взглядом.
— Что случилось? — подал голос отец.
Сын умел долго хранить обиду, не выказывать ее, изощрялся наказывать обидчиков жестоко. Ответил обыденно, ровно в Китае погибло от тайфуна до миллиона человек:
— Твои охранники схлестнулись с чернорубашечниками. Кого-то они замочили в Балашихе, а националы прознали и за одну ночь сожгли все триста пятьдесят ларьков. Боже мой, тихий ужас что делается… Товару погибло почти на триста тысяч баксов! Да что же это за страна такая! Чикаго прямо…
— Как тридцать шесть погибло? — сразу не врубился Мастачный-старший. — Работников милиции? Да я… Стражей порядка!
— Какие они там стражи порядка? — угрюмо язвил младший. — Щипачи и дешевки. Днем теток с укропом обирают, вечером алкашей щиплют, наглеть почище беспредельщиков стали. Вот такое у них совместительство. Ты вот что, — принял решение Альбертино, — прямо сейчас дуй к Барабашке и заставь его принять срочные меры. Пусть отрабатывает. Про инцидент в УСИ лучше помалкивай пока. Убытки у меня крупные. Понял? Ля заставлю этих подонков оплатить убытки с лихвой.
— Ой, сынок, не по зубам такое дело Барабашке. Тут не знаю как быть.
— Ты делай, делай, — нажал Альбертино. — Будет дым, пожар займется.
— А что за особняк сожгли?
— Мой. В Барвихе. Три миллиона баксов потянул.
— Ой, сынок, они тебя вычислили. Ты где им дорогу перешел?
— Не знаю. И тут работать с умом надо. Фашизм надвигается, нельзя медлить.
— Не станет Барабашка вязаться, — трезво оценил возможности шефа Мастачный-старший. — Националов никто не задевает. А если они разборку учинили неспроста. Кого, ты говоришь, замочили наши козлики?
— Да фраера какого-то из Балашихи. Ума не приложу кто. А тут но команде балашихинские баркаши, измайловские, рузаевские поднялись. Представляешь, за одну ночь вокруг Москвы все до единой точки спалили. Да разберись ты хоть с Барабашкой, что за птица была, раз такой наезд получился!
— Не тягайся с ними, — не на шутку испугался отец.
— Уговорил, не буду, — буркнул Альбертино. — Но выясни, почему наехали.
«На хрена мне это!» — чуть не ляпнул Мастачный-старший.
— А я пока в Швейцарии отсижусь…
