Корягин и Градов поднялись на крыльцо, постучали в дверь. Никто не отозвался.
— Кто там? — перегибаясь через решетчатую загородку открытого высокого окна колокольни, спросил Мирон, ночной монастырский сторож.
— Сойди вниз, — отозвался Корягин.
Услышав разговор, игуменья открыла дверь и впустила незваных гостей в коридор, освещенный сальными свечами.
— Мы должны проверить ваших людей, — объявил Корягин.
— По какому случаю? — спросила игуменья, с трудом сохраняя внешнее спокойствие.
— Такая наша обязанность, — ответил Корягин.
— Что ж, проверяйте, — пожала плечами игуменья.
В сопровождении матери Сергии чоновцы заходили в каждую келью, внимательно присматривались к монахиням, которые пугливо глядели на них, кутали свои лица в черные платки.
В келье матери Иоанны Градов увидел несколько монахинь, одетых в широкополые мантии. Они стояли у стены, скрестив на груди руки. Тусклый свет лампады падал на их застывшие лица, полуприкрытые куколями[59]. В полумраке все они походили друг на друга.
Градов мельком взглянул на них, вышел из кельи.
Окончив проверку келий, Корягин с бойцами направился по длинному, узкому коридору монашеского корпуса. Игуменья проводила его на крыльцо, сказала:
— Спасибо, Петр Владиславович, что вы и нас не позабыли. Сейчас опасное время: того и гляди разбойники нагрянут. Говорят же, что недавно в Спасо-Преображенском Сентийском монастыре[60] злодеи потребовали от матушки Раисы тысячу рублей золотом. Несколько недель сентийские карачаи охраняли обитель. Злодеи явились, но только выпустили ночью воду из хранилища у верхнего храма, а грабить не решились. — Помолчав, она добавила: — Ходят слухи, что и у нас в Царицынской даче какой-то подозрительный отряд организовался. Того и гляди явится.
Корягин искоса взглянул на нее и, ничего не сказав сошел с чоновцами со ступенек вниз. Сев на коней, отряд поскакал в станицу.
Игуменья поспешила в келью матери Иоанны. Там ее уже ждали монахини.
— Где они? — спросила мать Сергия.
— Упаси, господи, вернутся еще! — крестилась мать Иоанна.
Монахини опустились на колени и, кладя на себя широкие кресты, отвешивали поклон за поклоном.
Лишь одна монахиня стояла без движения. Мать Иоанна прикрыла дверь кельи и успокоительно сказала:
— Не волнуйтесь, Кирилл Семенович. Они, пожалуй, теперь не вернутся.
Набабов шевельнулся, дрожащими руками начал снимать с себя мантию.
— Бла… благодарю вас, мать Иоанна, за находчивость, — проговорил он, заикаясь. — Если б не вы, то, пожалуй…
Игуменья послала мать Сергию к Мирону с повелением, чтобы тот всю ночь хорошо сторожил двор, ходил вдоль ограды и в случае чего немедленно дал сигнал. Мать Сергия низко поклонилась и вышла.
* * *
Приближаясь к Кубани, Корягин при тусклом свете луны заметил на мосту какую-то подводу. Он осадил коня и подал знак бойцам остановиться. Градов задержал отделение в тени ветвистых деревьев. Присмотревшись, Корягин увидел на возу человека, который что-то сбрасывал в воду.
— За мной! — скомандовал председатель и, выхватив из кобуры наган, помчался по дамбе.
Чоновцы поскакали вслед за ним. Минуту спустя они окружили подводу, на которой лежали туго набитые мешки…
— Ты что делаешь, собачий сын?! — узнав Пилу, закричал на него Корягин.
Пила выпустил из рук мешок, и зерно посыпалось на мост.
— Хлеб губит! — крикнул Градов. — Вот гадина!
Пила понурил обнаженную лохматую голову, затравленно ворочал глазами.
— Вишь, язык-то отняло с переляку[61], — бросил кто-то из чоновцев.
Корягин прыгнул на арбу и рванул Пилу к себе так, что у того рубашка затрещала.
— Так-то ты, собака, продразверстку выполняешь? — задыхаясь от гнева, глухо проговорил он. — Ну, погоди, вражина! — И указал наганом в сторону станицы: — Трогай, прямо к ревкому.
Пила взял вожжи, стегнул лошадей. Корягин вскочил на коня и вместе с чоновцами двинулся за подводой.
На церковной площади им повстречался Гуня с группой бывших партизан.
— Ну как дела, Харитонович? — спросил Корягин.
— Только что Хмару накрыли, — угрюмо ответил1 Гуня. — Пшеницу жег в яме.
— А мы Пилу на мосту схватили, — сообщил Корягин. — Хлеб в воду высыпал. Похоже, договорились.
