Ноль часов тридцать минут. Проснулись вовремя. Еще не успев вылезти из палатки, я понял, что наши почти двухлетние хлопоты и волнения, усилия последних дней не пропали даром. Ночь, морозная тропическая ночь была великолепна! Ни единого облачка не угадывалось на черном небе. Внизу в непроглядной тьме спала саванна. Вверху серебряным поясом небосвод пересекал Млечный путь. Незнакомые созвездия южного полушария безраздельно царили над головой, пользуясь новолунием. Термометр застыл на отметке минус шесть градусов Цельсия. Самое холодное время суток еще впереди.
Через полчаса первый пласт фирна хрустнул под ногой ведущего. Начался последний рывок вверх, в черноту бездонного неба, навстречу еще незримым снегам. Всего тысяча двести метров набора высоты — пятикилометровый путь по заснеженным грядам камней и осыпям, через фирн и лед. Последние пять километров. Для скольких людей они оборачивались одним, двумя, тремя? Каждый из нас должен пройти этот путь до конца.
Морозный пар вырывается изо рта. Медленно работают ноги, отбирая метр за метром у каменистого склона. Напряженное и вместе с тем полудремотное состояние — признак действия высоты — постепенно охватывает тело. Наверное, уже «размениваем» шестую тысячу метров. Нещадно стынут ноги и руки. Мороз не так уж велик, градусов десять, двенадцать — очевидно, просто действует психологический фактор, так сказать, несовместимость холода с понятиями «Африка», «экватор».
Три часа ночи. Черное отверстие грота — пещера Ганса Майера. Мы узнаем ее по многим описаниям. Пещера тесная, невероятно холодная — настоящий склеп. Ледяные сталактиты свисают с низкого потолка. Не просидев и половины запланированных десяти минут, окончательно окоченев, выходим на крутой снежник. Чувствуем — это самая тяжелая часть пути. Фирн тверд. Выбив несколько десятков ступеней, устаю, сбивается дыхание. Сейчас главное — не думать о подъеме, о тяжелом крутом пути, о высоте. Слева на небе четыре звезды ромбом. Это не просто созвездие. Это Южный Крест! Мечта романтиков всех широт, символ наших надежд и мечтаний два года назад.
Сегодня мы идем под светом его звезд.
Особенно крутое место. Позавчера один из восходителей-одиночек (шедший с проводником) сказал нам при встрече, что он сорвался ночью на снежнике, после чего «потерял интерес» к дальнейшему восхождению. Наверное, это было здесь. За спиной, скрытая ночным мраком, притаилась Мавензи. Мы уже метров на четыреста выше ее вершины.
«Тишины в походах мы не ищем, мы не просим отдыха на марше» — слова песни лезут в голову. А им нет там места, там тугая, бьющая в виски кровь и, кажется, еще приличный запас спортивной злости.
…Отбивая рантами ботинок ритмичные удары, группа, как черная упрямая гусеница, то свивающая, то распускающая сегменты своего тела, движется вперед и вверх…
Конец снежника. Впереди крупные валуны. Глыбы, выброшенные чудовищными взрывами доисторических извержений. Глыбы, настолько тяжелые, что исполинской силы недр хватило только донести их до края кратера. Значит, уже недалеко.
Темнота отступает. Где-то за линией горизонта светило спешит нам на выручку. На выручку ли? Взойдет солнце, растопит снега — еще труднее будет идти. Гаснут звезды. Темно-красная полоса появляется на краю черных облаков, обрамляющих по горизонту чистое, светлеющее небо. Она ширится и желтеет. Вершина Мавензи выглядит маленьким холмиком внизу. Первые солнечные лучи брызжут в лицо долгожданным теплом. Ярко-синее небо охватывает полмира. Вторая половина — каменистый склон. Мы между ними.
Завершающая сотня метров всегда самая трудная. Шаг — вдох, десять шагов — минутная остановка. Полустоим-полувисим, привалившись к ледорубам и камням. Почти шесть тысяч метров, верхняя граница тропосферы, «погранзона» земной жизни. Кислорода вдвое меньше нормы.
Еще двадцать шагов по ступеням-валунам. Еще десять, пять, два… Что дальше? Нет пути дальше. Есть только фиолетово-синее небо да ослепительно белые, нетронутые снега, заполняющие гигантский кратер.
Так вот вы какие, снега Килиманджаро!
Чаша кратера — не менее двух километров в диаметре. Ровное снежное поле скрывает двухсотметровое жерло. Оно должно находиться километрах в полутора к юго-западу, прямо под скальной, припудренной снегом стеной. Если идти по гребню, это ровное плато. Там Ухуру-пойнт. И туда, по рассказам проводников, никто не ходил в последние месяцы. Впрочем, полузасыпанные следы видны на расстоянии метров тридцати вдоль кромки кратера. Искрящиеся миллионами граней спускаются на дно чаши три ледяные стенки. Они не очень толсты и просвечиваются солнцем. Голубовато-зеленая зубчатая тень от скального края прорезает дно белой чаши.
