На суше и на море, 1970 - страница 140
У бандита затек левый глаз. Фиолетово-синим бугром вспухло надбровье. Три нижних передних зуба выплюнул он от первого удара Василия.
Оба устали. Дышали тяжело и жарко. Остановились, мертвой хваткой вцепившись один в другого. И снова ярость борьбы захлестнула дерущихся. Из голенища лесника выскользнул нож. Волосатые руки Атамана судорожно потянулись к нему. Василий крутился. Ногой отбивал руки бандита. Высматривал момент, как бы самому ухватиться за костяную рукоять увесистого тесака. Но вот Атаман изловчился, на секунду выскользнул из объятий Колотыгина. Гибкой змеей скользнул на животе по земле. Широко взмахнул рукой…
Василий почувствовал, как под рубахой разлилась липкая мокрота. На миг померкло в глазах, закружилась голова, а в теле появилась предательская слабость. Понимая, что ранен, Колотыгин собрал все силы и ловким ударом выбил нож из рук Атамана. Вскочил, нервно шаря глазами: где кинжал?
Почувствовав минутную свободу, Атаман бросился наутек. На ходу зло двинул одно из ближайших вешал с шелестящим на ветру сухим мочалом, крикнул:
— Пр-ропади все пр-ропадом! Т-т-вою м-ма-ать!..
Концы длинных волокнистых прядей расслоившегося мочала угодили в пляшущий огонь костра. И вмиг желтые, синие, зеленоватые языки пламени, как по сероватой россыпи пороха, скользнули в разные стороны. В несколько секунд огненный вал и густые клубы сизого дыма поднялись над лесом. Скрываясь за расползавшимся облаком дыма, саженными прыжками Атаман побежал к крутояру и камнем скатился с берега. Следом мелкий галечник тонко зазвенел о стеклянную гладь реки.
Едкий дым застлал глаза Василию. Стараясь не дышать в дыму, он ощупью нашарил ружье. Бросился вслед за бандитом. А выбежав к берегу, увидел, как тот, пригибаясь к земле, мчался что есть духу по заросшему кудрявым ивняком противоположному берегу.
Лесник прицелился. Нажал на спуск. Выстрела не последовало. Недоуменно посмотрел в казенники — они были пусты. Придя в себя, Колотыгин вспомнил, что один заряд Огарок выпустил по нему, второй — он сам, подходя к Атаману.
— Шакалы! — только и смог произнести он, сердито сплюнув на зеркальную поверхность спокойной Юронги.
Бок кровоточил. Во всем теле разливалась слабость. Хотелось упасть на траву и забыться, чтобы восстановить силы. Но Василий понимал, что это равносильно смерти. Стоит лечь — истечешь кровью и уж никогда не поднимешься с этой влажной, сладко пахнущей отцветающим разнотравьем земли. Он тряхнул отяжелевшей горячей головой. Сбросил пропотевший френч. Полинявшую сатиновую рубашку разорвал на несколько узких лент и как мог перетянул рану.
Пожар с каждой минутой все разрастался. С треском, яркими свечами горел пихтовый молодняк. Дымились паровозными трубами тлеющие пни. Пляшущими языками разноцветного пламени пылали разбросанные всюду вершины, сучья, старые буреломины. От подсохшей за лето лесной подстилки тянулся голубоватый жидкий дымок. Усилился ветер. Он подхватил тлеющие хвоинки, кору, обуглившиеся невесомые гнилушки. Колотыгин видел, как то тут, то там зарождаются новые очаги пожара. Василий попытался спасти остатки еще не сгоревшего на вешалах мочала. Но стоило его пошевелить, как оно разом вспыхнуло синеватым беглым пламенем и рассыпалось звездным облаком тающих в воздухе искр.
Медлить было нельзя. Лесник срубил чудом уцелевшие от огня молодые березки. Торопливо связал их. Начал рьяно захлестывать расползающийся всюду огонь. Но он только на момент стихал там, где нечеловеческими усилиями Василий сбивал неистовое пламя. И тотчас же появлялся в другом месте.
Вот огонь проворным рыжим зверьком стремглав несется к вершине усохшей ели. Вот быстроногой неуловимой лисицей метнулся в куртину молодняка. А вон, извиваясь, заползает под валежины красными и фиолетовыми змеями. Мягко лижет серое подножие вековой ели. А невдалеке, в густых зарослях молодого клена, поднялся он грозным бурым медведем, готовым унести все лесное богатство, накопленное здесь многими столетиями.
Истерически прокричала сизокрылая сойка, оповещая лесных обитателей о постигшем их бедствии. Неожиданно на бархатистую бровку берега выскочил сохатый. Закинул украшенную ветвистыми рогами массивную голову, вытянул мускулистую шею и трагически затрубил. Низкий рев раскатился над лесом и пропал где-то за рекой, в дубравной зелени кудреватых ажурных крон. Лось недовольно покосился матово-фиолетовым звериным глазом на Василия, как бы считая его виновником бедствия, и, не раздумывая, огромной глыбой серого гранита свалился в реку, поплыл в заречье, прочь от огня.
