Глаза ее наполнились слезами.
— Я крикнула, зажмурилась, ко мне бросился Олег, я даже не поняла, откуда он взялся, задержал парня…
Она снова начала переставлять тарелки.
— У меня жгло глаза, Олег велел подняться к вам, чтобы промыть, я вошла в лифт, и тут услышала шум, вроде драки… Я замерла. Вдруг что-то случилось?.. Окажусь свидетельницей, вызовы, допросы.
Нестерпимо фальшивыми были ее интонации, манеры, точно у плохой провинциальной актрисы…
— В общем, поднялась в лифте, постояла, не выходя, минут десять, дождалась тишины, спустилась и выскочила, как настеганная.
Так, а как же обожженные солью и перцем глаза? Как она узнала с закрытыми глазами Олега? По голосу? Из движущейся кабины лифта она не могла слышать шум драки…
— Почему ты так долго молчала?
Она улыбнулась, дернув плечом, как делала всегда на уроках, когда не могла правильно ответить.
— Потому что мой муж говорит: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений!» Интерес ко мне милиции его насторожил бы. А теперь мы расписаны, и никто не посмеет спросить, откуда у меня, простой продавщицы, такая дорогая шапка!
Я вспомнила разрушенную квартирку, фотографию на стене, шапочку, которую прабабушка Парамонова вынула из буфета.
— Тебе показывали норковую шапочку в милиции?
— Да…
Врала, все врала сознательно и упрямо. Видимо, знала молодого человека, с которым схватился Стрепетов… Олег — прекрасный самбист, он шутя бы справился с обычным пьяным… Но Лисицын, кажется, служил в десантных войсках, был выше, сильнее… И еще этот перстень-печатка, массивный, литой…
— Лисицын… — сказала я, и глаза Лужиной тревожно замигали. — И встретились вы не случайно, договорились с Олегом заранее о встрече, да?
Лужина бледнела так стремительно, что у нее посинели губы.
— Что сказал Олег? — Я старалась не отпускать взглядом ее мигающие глаза.
— Он потребовал: либо явитесь с повинной, либо я передам материалы по службе… Десять секунд для ответа.
— Лисицын ударил Олега сзади, пока ты отвлекала?
Лужина отступила от меня, слабо взмахивая рукой.
— Что вы, что вы! Не он, нет, не он, никогда в жизни… Это Парамонов-старший, идиот проклятый… Олег его на принудлечение посылал, вот и озлобился…
У меня отнялись ноги… Я села.
— Парамонов тоже был в моем подъезде? Вы договорились заранее?
Лужина неожиданно успокоилась.
— Вы что-то путаете, Марина Владимировна. Я и Лисицын встретились с Олегом днем, во время обеда. Мы втроем пошли в кафе «Маринка»… Ну а когда он мне пригрозил, я сразу сказала, что выхожу из игры. Очень нужен мне этот магазин и махинации вашего Виталия Павловича.
Она достала пудреницу и старательно, неторопливо начала обмахивать лицо пуховкой.
— Лисицын считал, что Олег сует нос не в свое дело, он же не ОБХСС, да и криминала в моих действиях не было, меня адвокат заверил… только служебное злоупотребление.
— Заведомо заниженная цена дорогой вещи и продажа ее «своим» клиентам — это не криминал? — не выдержала я.
— Все могут ошибаться.
— А доплата за дешевую вещь в твой карман?
— Докажите. Никто ведь не подтвердит, — Лужина даже заулыбалась. — И потом — кто будет жалеть коллекционеров? Государство не ограблено… Они как пауки в банке. Насмотрелась. От жадности, зависти готовы друг друга сожрать. А мы при чем? Если же мне и делали подарки, то как женщине. Неужели я не могла пользоваться успехом?! Может быть, мой образ жизни раньше был аморален, но это не криминал.
— Почему же Стрепетов вмешался? — спросила я.
— Блажной. Это его совершенно не касалось!
— Когда вы натравили Парамонова-старшего на Стрепетова?
— Да кто его натравливал?! Вечером пристал ко мне, чтоб дала пятерку, вечно канючил на опохмелку, я и послала его… Он взбесился, я забежала в ваш подъезд, он — за мной, схватил шапку…
Она опустила глаза.
— Ну, я закричала, а тут Олег вмешался…
— Олег не мог справиться с Парамоновым?
Я не верила ей, Олег с его реакцией футболиста?!
— Он споткнулся, там лежали старые батареи, упал и затылком об железо.
— И ты сбежала вместо того, чтоб оказать ему помощь?
Она вызывающе вскинула голову.
— Я его не звала, не просила вмешиваться! А мой муж против всяких дел с милицией, он — выездной.
