— Сохранилась?
— В туалете. Обычный модерн, а продать Петя не дает — семейная реликвия.
У них было множество книг, но больше всего она увлекалась альбомами «из богатой жизни». И, листая старые журналы с видами усадеб и интерьеров, стонала:
— Господи, хоть денек так пожить, в чистоте, покое, тишине…
Этого у нее быть не могло. В квартире вечно шла реставрация, работали посторонние люди, которых ей приходилось поить, кормить и ублажать подарками.
Ее утренний звонок был после многомесячного перерыва, но певучий голос остался таким же милым.
— Марина Владимировна, вас вышивки интересуют?
Я не сразу ей ответила.
— Вышивки, какие вышивки?
— Большая бисерная вышивка… Представляете, по случаю купила, но мне некуда вешать, у меня все стены в картинах и гравюрах…
— Я уже давно ничего не покупаю…
— Нет-нет, не за деньги, мы могли бы, наконец, поменяться на вашу семейную горку…
— А что изображено на вышивке?
— Портреты мужчины и женщины, сзади дворец…
— Вышивка краденая… — Голос мой осел.
— Исключено! Это у моего парикмахера, он свой человек. У него даже есть дарственная. Была такая смешная толстуха Серегина, она недавно умерла. Он потребовал, чтобы Серегина у нотариуса заверила дарственную на ату вышивку. Я купила две недели назад. Алло, алло, вы меня слышите? Нас не разъединили?
А я ничего не могла ей ответить, судорожно вспоминая телефон Стрепетова.
Утром я пошла в химчистку. Уроки были с 12 часов. Я торопилась сделать уйму хозяйственных дел. К вечеру силы мои таяли, как весенние сугробы.
Кто-то потянул меня за рукав. Оглянулась — Серегин, в огромной лисьей ушанке.
Я внимательно посмотрела на Мишу. Глаза воспаленные, в руках неизменный транзистор.
— Скажите честно, у меня есть шанс?
Взгляд его блуждал.
— Какой шанс?
— Она вам ничего не говорила?
— А если по порядку?
Серегин кивнул.
— Она мне нужна.
— Нам с отцом тоже.
— Мамка говорила, что мы — не пара, вы не позволите нам жениться…
Эта сцена на улице стала меня раздражать. Я предложила зайти в кафе. Мы заказали кофе, мороженое, здесь он держался вполне нормально.
— Тебя Анюта любит? — спросила я.
— Нет.
— Она что-то обещала?
— Нет.
— Так что я могу сделать?
— Уговорить ее.
Я хотела его отвлечь, мне показалось, что Анюта стала у него навязчивой идеей.
— Деньги у меня есть, хватит до конца института, можете не сомневаться, и более ценное, чем деньги, я ей показывал…
Наступило молчание. Я тупо смотрела на плохо вытертый пластмассовый стол небесно-голубого цвета.
— Бриллианты остались в твоей квартире, — сказала я без всякого выражения, точно была в курсе всего…
— Проболталась?!
— Кто?
— А ведь поклялась, вашим здоровьем поклялась, я ее за невесту считал…
Моя дочь в своем репертуаре. Даже вида мне не подавала.
— Ты показывал Анюте камни?
— Примеряла.
Ничего себе развлечение! Бриллианты на моей дочери меня окончательно разозлили.
— Я один камешек после мамкиной смерти ювелиру отнес, ну, нашему… Так старикан даже посинел, сразу отвалил три тысячи, предложил все купить за большие деньги…
Да, моя дочь стоически держала слово. Тем более — клятва моим здоровьем!
— Когда Митька принес вышивку, мамка ее на ковер наколола. Перед своим креслом. Любовалась, а потом и говорит: «Тут какие-то стекляшки кто-то присобачил, они все уродуют». Взяла ножницы, отпорола и велела мне выкинуть быстрее, чтоб не обрезался. А я стекляшкой провел по стене в кухне, возле мусоропровода. Смотрю — миллиметра три глубина. По бетону, представляете?! Тут и дошло, что это за стекляшки…
Я начала цитировать наизусть, из описи завещания графа Шереметева:
— 4 бриллианта шестикаратных — одна тысяча двести рублей, — 1 бриллиант четырехугольный — две тысячи рублей, четырехугольный камень в рамке — поля золотые, кованые, вокруг зеленая финифть с бриллиантовой осыпкой… Так?
Серегин смотрел на меня с ужасом.
— Я Анюте этот камень не показывал. Как вы о нем узнали?
— Из книг.
Он нервно закурил.
— Если бы мамка своему Лисицыну не трепанулась о вышивке, до сих пор бы чирикала. Он наверняка нашу вышивку унес, отобрал, а она разволновалась.
Он курил с остервенением, затягиваясь и жуя сигарету. Да, хвастать Маруся любила безмерно. Она самоутверждалась, когда у нее появлялась ценная редкость. Красавчик Лисицын никогда бы на ней не женился. Вот она и решила сказать Лисицыну о вышивке. До чего просто! Я видела его на уроках, любовалась прозрачными длинными глазами, выслушивала его ответы — о морали и нравственности литературных героев. И даже не заметила, что души в этом человеке не было.
