То и дело впереди и по сторонам целыми выводками с шумом подымались тяжеловесные глухари и тетерева, сероватые рябчики. То там, то тут слышался глухой лай — это собаки осаждали притаившуюся на дереве дичину. Но охотники, сняв пару глухарей, больше не обращали внимания на призывный лай собак. Зачем зря бить птицу? Да и время дорого. Заночевали на кордоне, в недостроенном помещении будущей резиденции лесообъездчика. Лосей отпустили пастись. На шею каждому привязали колокольцы: и найти животных легче, и для медведя или росомахи пугало.
Фадина, куда наши путешественники пришли часа через два, оказалась деревушкой, все двадцать-тридцать домов которой прилепились к косогорам реки Вишерки.
Остановились за деревней. Антон с Сергеем сходили к соленому источнику, что расположен в полукилометре вверх по Вишерке. После лечения Никольской водой они стали интересоваться всеми ключами. Затем двинулись дальше.
Вновь нескончаемо потянулся заросший тракт. Опять с угора на угор, из одного лога в другой. Спуск, подъем, снова спуск. Над теряющейся тропкой нависла тяжелая елово-пихтовая зелень пармы, изредка протягивали свои корявые руки лохматые кедры. Иногда картина менялась, и тракт сжимали шпалеры белоствольных берез со слегка подернутыми позолотой листьями. И опять на каждом шагу дичь.
Сергей считал вслух:
— Рябков — десять, косачей — двадцать один, глухарей — девять…
Хотя временами и выглядывало солнце, холод пронизывал изрядно: тянул пронзительный сиверок. Особенно мерзли ноги, все время мокрые по колено. Высокая трава пропиталась водой, как губка, да и идти часто приходилось по болоту. Тракт лепился у подножья косогоров, из которых били бесчисленные ключи. Полотно дороги здесь было смыто, повсюду из воды торчали полусгнившие бревна, которыми болотистый участок был когда-то вымощен.
Впереди через тропу проскочила какая-то крупная черная тень.
— Росомаха, — сказал Семен Петрович. — После медведя, пожалуй, самый страшный зверь в тайге.
Когда караван подошел к месту, где проскочил хищник, Кучум и Верба настороженно остановились, нервно втягивая воздух. Собаки, почуяв зверя, заурчали и стремительно исчезли в лесной чащобе. Вскоре послышался их заливистый остервенелый лай. Наташа ласково почесала загривок Кучума, я тот доверчиво тронулся вперед.
Тропа и тракт неожиданно оборвались: под ногами путешественников катила темную неприветливую воду река.
Кое-где из нее торчали жалкие остатки моста.
— Река Щугор, — произнес Сергей, взглянув на карту.
Надо было переправляться вброд. Как не хотелось лезть в студеную воду! Но пришлось все-таки искупаться. Спешно разложили костер. Время было уже довольно позднее, поэтому пришлось заночевать на берегу злополучного Щугора.
СЕМЬ СОСЕН И ЧУСОВСКОЕ ОЗЕРО
Наутро караван продолжал путь.
Вскоре тропа, кружа под косогорами по сгнившим гатям, вывела из леса. Перед путешественниками выросла деревушка Семь Сосен, цепочкой домиков растянувшаяся над Вишеркой.
Когда-то давным-давно, так давно, что и глубокие старики не помнят, на месте деревушки, на юру, где ныне стоит колхозный скотный двор, красовалась могучая многовековая сосна. Возле ее исполинских корней тянулись к свету семь молодых сосенок. То ли ураганом, то ли молнией сломило сосну-мать. Но вскоре вымахали возле богатырского пня красавицы-дочери и, высясь над рекой, стали смотреться в ее спокойные воды. Местные жители — коми особо почитали это место и тайком, чтоб попы не пронюхали, приходили на поклон к священным деревьям. На ветвях сосен-дочерей, как раньше на ветвях матери, раскачивались дары и жертвы: звериные шкурки, кусочки цветной ткани, а иногда просто нитки, выдернутые из ветхой одежонки бедняка. Худо жилось охотникам, и они вспоминали о своих языческих богах, выпрашивали у них под священными деревьями лучшей доли. Но, как и русский бог, древние пермские боги не помогали…
Впоследствии место, где росли семь красавиц, стало бойким: через угор из Чердыни на Печору прошел тракт. Еще позже зимовье, обосновавшееся на тракте, получило имя Семь Сосен. Лет семьдесят тому назад, как рассказывают старики, еще стояло возле тракта семь могучих сосновых пней вокруг остатков восьмого, почти совершенно сгнившего…
