— Если вы серьезно интересуетесь проблемой одомашнивания лося, напишите письмо в Печоро-Илычский заповедник, Суковатову Аркадию Петровичу. Он крупнейший специалист в Союзе по этому вопросу, заведует опытной лосефермой, единственной в мире, Наташа последовала совету и не только просила в своем письме помочь ей, но и робко осведомилась: не может ли заповедник принять ее, окончившую всего десять классов, на работу.
Через две недели пришел ответ, который привел Наташу в восторг. Аркадий Петрович написал подробнейшее письмо о том, как ухаживать за лосями, и, кроме того, сообщил, что дирекция согласна принять девушку на работу, но он и представить себе не может, как Наташа вместе с лосями сумеет попасть в заповедник.
— Туда надо было ехать по железной дороге, — закончила свой рассказ Наташа, — а потом на пароходе. Такой переезд взрослые лоси не могут вынести. Но я решила во что бы то ни стало попасть на Печору. И вот сейчас мы идем туда пешком… Раздались аплодисменты, которые, как пишут в газетах, переросли в овацию. Из кучки о чем-то оживленно переговаривавшихся ребят и девочек выступил вперед крепкий белоголовый паренек.
— Мы вносим предложение, — начал он, — создать при обществе следопытов еще один кружок — лосеводческий.
Пареньку аплодировали еще больше, чем Наташе. Ольге Ивановне едва удалось успокоить собрание, чтобы перейти к рассказам объездчика о его Малыше, Сергея — о путешествиях по Калининскому району, Антона — о стычке с медведем на Низьве и о лечебной воде Никольского родника.
Наташа предложила ребятам покататься на лосях. Сергей и Антон часа полтора водили в поводу Вербу, удивленно косившуюся на постоянно меняющихся седоков. На Кучума Наташа не разрешила садиться — все-таки опасно.
Уже темнело, когда следопыты начали переправляться в лодках через Колву, возвращаясь домой. Долго еще с того берега доносились пожелания счастливого пути.
Пеший переход из Дивьей в Якшу обещал быть довольно тяжелым. Путь пролегал через небольшие деревеньки Фадину, Семь Сосен, Березовку, через Усть-Еловку, значащуюся на картах деревней, а на самом деле давным-давно ставшую пустырем, и, наконец, по знаменитому некогда Печорскому волоку — междуречью Вогулки и Волосницы.
Работники Ныробского лесхоза, куда Сергей предусмотрительно обратился за советом, упорно доказывали невозможность пройти на Якшу через Самь Сосен. Там, по их словам, путешественникам на каж-48 дом шагу грозит опасность, что их задерут медведи или затянет какая-нибудь обманчивая трясина, или, в лучшем случае, они заблудятся и не дойдут до места назначения.
— Дорог тут на Якшу никаких нет, — говорил старший лесничий. — В этих краях и телег-то не знают. О каких дорогах может идти речь? Вы говорите, что на карте показана дорога? Так она заросла совершенно, и вам ее не найти. У нас с Печорой никакого сообщения нет: ни пешего, ни конного, ни телефонного. Если правду говорить, то туда легче всего попасть через… Москву! Сами мы, когда надо, пользуемся самолетом или вертолетом. Ну а вам с лосями это ведь недоступно.
Старший лесничий настойчиво рекомендовал Сергею другой путь на Якшу: через Корепино и Петрецово.
— По Петрецовскому тракту действительно есть тропа; по ней иногда с грехом пополам и телегу протаскивают, хоть и заросла она травой в рост человека.
Увещевания лесничего не помогли.
— У нас лоси. Для них чем хуже путь, тем легче идти, — заявил Сергей.
Увидев, что все благие советы ни к чему не привели, старший лесничий только развел руками.
Когда вышли из здания лесхоза, общее мнение о положении дел отчетливо выразил Антон:
— По чисти говоря, не вирю я цему боязлывому начальнику.
И наши друзья оказались правы. Тракт Ныроб — Семь Сосен — Якша, по которому некогда тянулись из Чердыни на Печору громадные обозы, и в самом деле был непроезжим, но вдоль него всюду вилась узенькая, иногда почти совсем незаметная тропка. Для лосиного каравана лучшего ничего и не нужно было… Из Дивьей вышли на следующее утро после собрания юных следопытов. Дойдя до Бойца, свернули на старинный, заброшенный более полусотни лет назад тракт. По тайге вилось узкое полотно, кое-где окаймленное сохранившимися еще канавами. Оно тянулось с увала на увал, с косогора на косогор, через оветлые, начавшие золотиться березняки, сумрачно нахмуренные пихтачи и ельники, трепетно шумящие осинники.
