Вчера, когда он подошел к ней вплотную, и она посмотрела ему в глаза, она поняла, что он хочет ее. Не ее, как бело-вспыхивающую уродину, а ее саму, как женщину. Это не было заранее рассчитанным, как тот пристальный взгляд, которым он одарил ее раньше. Это было совершенно спонтанное и честное проявление влечения, и оно было разрушительным. Она думала об этом весь вечер, а потом и половину ночи, и теперь снова думала об этом и никак не могла забыть. Мысль о том, что она может оказаться в постели Деклана, наполняла ее каким-то счастливым ужасом. Это было совсем не неприятное чувство, и она злилась на себя за него.
Он был настолько неуместен в ее доме, что его присутствие заставляло Розу врасплох, и когда она сталкивалась с ним во время уборки или приготовления пищи, ее сердце слегка подпрыгивало. Это было опасно. Было опасно наблюдать за ним, разговаривать с ним. Она уже была одурачена и не могла позволить себе стать одураченной снова. Ей нужно было привести свою голову в порядок.
Когда она позволяла себе мечтать, быть объектом вожделения голубой крови не входило в ее фантазии. Нет, она мечтала о нормальном парне, о хорошем парне с постоянной работой, о ком-то, кто будет любить ее так же сильно, как она будет любить его, и заботиться о ней так же, как она будет заботиться о нем. О ком-то вроде Уильяма. Вот только сердце ее не ёкало так сильно при встрече с Уильямом.
Она представила себе, как живет в доме в Сломанном мире, с обычным парнем, совсем как обычная семья, ходит на обычную работу… Боже праведный. Она же перережет себе горло от скуки.
— Я сама не знаю, чего хочу, — пробормотала она.
Через пять минут она подъехала к дому бабушки, припарковалась и посмотрела на дом. Бабушка, должно быть, умирала от желания поделиться с ней своими мыслями о Деклане. Сегодня утром Роза ушла без разговоров, оправдываясь тем, что Джорджи нужно поесть. Может быть, если ей повезет, она снова сможет улизнуть целой и невредимой.
— Давай, Джорджи. — Он вылез из грузовика, и они вместе поднялись по ступенькам в кухню, где стоял аромат ванили и корицы.
— Пахнет печеньем, — сказал Джорджи.
Бабушка Элеонора улыбнулась и протянула ему тарелку с печеньем.
— Держи. Почему бы тебе, Джорджи, не пойти на веранду, и не дать нам с Розой немного поговорить.
Роза закусила губу. Она знала, что сейчас произойдет, и попыталась поспешно ретироваться, как сегодня утром.
— Я возвращаю тебе твои четыре доллара, — объявила она, кладя деньги на стол. — Я не могу засиживаться. У меня продукты в грузовике, и они могут испортиться…
— Сядь! — Бабушка указала на стул.
Роза села.
— А где же Джек?
— С Декланом.
— И ты настолько доверяешь Деклану, что оставляешь с ним ребенка?
Роза поморщилась.
— Они улизнули сегодня утром. К тому времени, как я проснулась, они уже вышли за пределы заклинания прорицания. Джек обожает землю, по которой ходит Деклан, и, вероятно, он хотел покрасоваться в лесу. Я не в восторге от этого, и я выскажу ему, когда они вернутся домой, но я не думаю, что Деклан причинит ему вред или позволит ему пострадать. Однажды он спас Джека, и я не верю, что он способен причинить вред ребенку.
— И что заставило тебя так думать?
Роза пожала плечами.
— Это чувство я получаю от него.
— Чувство? — Бабушка вперила в нее пронзительный взгляд голубых глаз. — Расскажи мне про голубую кровь. Все.
Все заняло почти полчаса. Чем больше Роза говорила, тем больше у бабушки опускались уголки рта.
— Он тебе нравится? — спросила она, когда Роза замолчала.
— Почему ты вообще спрашиваешь меня об этом? Я…
— Роза! Он тебе нравится?
— Немного, — ответила Роза. — Совсем немного.
Бабушка вздохнула.
— Большую часть времени мне хочется его задушить, — добавила Роза, чтобы развеять ее страхи.
По какой-то странной причине ее попытка успокоить бабушку только усугубила ситуацию. Элеонора побледнела.
— Que Dieu nous aide.
Да поможет нам Бог…
— А что я такого сказала? Он мне не настолько нравится, чтобы уйти с ним. Он высокомерен и властен и…
Бабушка подняла руку, и Роза замолчала. Элеонора открыла рот, закрыла его, покачав головой.
