— Товарищи, товарищи, где здесь можно найти общественный туалет?
И, даже отступив при этом на шаг, говорил гостю Москвы арабист и будущий кинодеятель Игорь Ицков:
— О-ооо, това-аарищ! Всё это гораздо, гораздо сложнее!
И ещё более сложно обстоит дело с тем, почему отрывки из «Проконтры» я именовал — «На десерт». Вот, наверное, оно по какой причине: потому, что на фоне нынешней российской художественной словесности, каковая есть военных времен супец из лебеды с отрубёвыми лепешками сорта «рвотики» — отрывки из «Проконтры» есть десерт из клубники со сливками
И был когда-то 1955 год. Тогда ВУС-26 (военно-учётная специальность — шофёр) рядовой армейский шоферюга А.Моралевич раньше положенного срока вернулся домой со службы. Но не сел опять за баранку грузовика в автобазе «Мосводоканалснаб». А чего же это он в армии не полностью оттрубил три года? А потому, что славные ребята-бандеровцы под городом Ковель превратили грузовик ГАЗ-63 и его водителя в полное подобие еврейского блюда форшмак. И могли бы запросто доканать водителя, но почему — то халатно не добили. (И окажись теперь у власти ЦК КПСС, а в особенности его Агитпроп — большие нарекания выразили бы они бандеровцам: ну. что вам стоило тогда, говнюки, в 1955-ом, довести дело до конца, а спустянарукавничали, и сколько после этого хлопот имел Агитпроп с недобитым ещё в 1938 году вражонком, внуком заклятого, директивного и немедленно расстрелянного врага народа!)
Так вот, изгнанный в юные пролетарии уже из пятого класса общеобразовательной школы — и возник в Москве комиссованный воин, удачно собранный в кучку Главным львовским госпиталем Прикарпатского военного округа. И опять-таки фарт и спасибо славным ребятам-бандеровцам: кабы не они — загремел бы солдат на Будапешт в 1956 году. На что откликнулся впоследствии считалочкой:
Аты-баты, шли солдаты,
Шли солдаты в Будапешт,
Аты-баты, что случилось?
Аты-баты, там мятеж!
И уж в данном Будапеште, вровень со своим 1164-ым полком, перестал бы отбрасывать тень, как метко говорят японцы, ВУС-26 Моралевич. Ибо славно заправлял той операцией беззаветный рыбинский комсомолец Ю.А.Андропов, генерал-полкоовник КГБ, а потом и генсек компартии. Ю.А.Андропов, мемориальную доску в честь которого недавно так любовно и сыновне прислюнил к зданию Лубянки В.Путин.
Ну, и поётся ведь в песне, как что-то сталось не в струю, и «куда идти теперь солдату, кому нести печаль свою?»
Но вот же диво и провиденциальность: выпертый уже из пятого класса, не зная ни единого правила русского языка, по наитию и Божьему промыслу, что ли — обладал солдат АБСОЛЮТНОЙ ГРАМОТНОСТЬЮ. При НЕОБЪЯТНЫХ и тонкостных лексических знаниях в пределах русского языка (если только могут наличествовать такие пределы. А нету таких пределов!)
«Соглядатай праздный» — так о себе писал С.А.Есенин. Ну, а что же автор «Проконтры»? Уроженец 1936 года — к двадцати двум годам автор преодолел такой насыщенный событийностью путь, что только схватись за уцелевшую голову. И не соглядатаем, тем паче праздным, а чаще всего прямым участником очень неординарных событий, перемещений и встреч, что способствует и запоминанию их, и анализу.
Так вот и пришёл забубённый и закоренелый вражонок, но уже бывший уголовный элемент, пролетарий и солдат к мысли: а с какой бы стати мне не сделаться писателем? Опять же по Есенину:»Всю душу выплесну в слова». Ну, а каким быть в писательстве — было известно молодому соискателю писательского звания. А вот каким не следует быть нипочём? С такой целью и поглощал автор тома классиков соцреализма: Катаева, Гладкова. Фадеева, Полевого, Кочетова, Бабаевского, Софронова, Грибачёва, Корнейчука… И тьмы других, о которых и теперь, и никогда не будет больше ни слуху, ни духу, которых не приняли даже унитазы и даже раскурочники махры на завалинках, в зонах и на лесосеках.
А почти тогда же, в 1956 году, как распростился автор с армией, из мест заключения возвернулась святая и солнечная его бабушка, жена расстрелянного наркома. Вот какое носила бабушка ФИО: Констанция Викентьевна Дмоховская. Так при таких-то данных разве могла трибунальская «тройка» (где ты, Гоголь: «Ах, тройка, птица-тройка! У какого ещё народа…») — так при таких-то данных разве могла «тройка» вынести иной приговор, кроме как: «Польская шпионка и террористка».? Не могла, и от звонка почти до звонка, к которому Советская власть отрезала провод, отбывала бабушка срок в каторжном лагере. И наблюдая меня за чтением романов В.Кочетова, главного редактора вдрызг идеологического журнала «Октябрь», говорила моя бабушка: