Ан нет, Тит Ефремович, до конца не удалась, не скроилась. Присутствует в Москве бойкий ансамблик, в репертуаре которого есть песня про дедушку, весьма схожего с Титом Ефремовичем. И везде-то преследуют, одолевают этого дедушку четыре преотвратных таракана и сверчок. Близко к словам этой песни доложим, чем кончилось, чем увенчалось дело: злою судьбой убитый, прокляв весь белый свет, сбежал аж в Антарктиду от квартирантов дед. Прибыл на Южный полюс, открыл свой сундучок, а там… Конечно, там опять четыре преотвратных таракана и сверчок.
Точно так и Тит Ефремович: сбежал со своей дачи от варнаков-радиофикаторов леса, затаился у дочери, не увидеть его за трехметровым непроницаемым забором — так опять выследили, клятые ищейки, опять опоганили вечернюю тишину прпевками про тетю Риву и Кологрива! Что ж, подпёрла пора ввиду этого принимать радикальные меры. Может быть, покланяться самому Ебордею Гордеичу с просьбой избавить и оградить…
…Нескладным и дерганым получилось то утро. И даже у повара, надо полагать, в то утро всё валилось из рук. Потому как подал он «макароны по-флотски» — сваренные только с одного конца. И вместо Всесоюзного радио с новостями по стране прорезалась на приёмнике «Шарп» какая-то пасквильная радиостанция, где неведомая злопыхательница сообщала, что в Стране Советов «каждый четвёртый поросёнок не попадает в торговую сеть, умирая в младенчестве от болезней».
Да, вывел уже из гаража и прогрел машину шофер, и Валентина огладила на отце парадный мундир, чуть засборивший на животе от гантельных гимнастик. И, похлопавши себя по карману — здесь ли адресованная Ебордею Гордеичу (сочинённая но компьютере дочерью Валентиной) докладная о неслыханной и планомерной травле — шагнул за порог Тит Ефремович, уведомив дочь, что будет он к ужину.
Но нет. никогда он тут больше не будет. Не сядут более неразливанные генералы, тесть и зять, не разговеются водкой «Посольская» и не грянут любимую песню «Широка страна моя родная!», где кульминацией, конечно. служат слова:
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит как хозяин,
Если он, конечно. не еврей…
Не споют. И зря пропали бессонные труды академиков медицины по восстановлению здоровья Тита Ефремовича, пять драгоценных многочасовых томограмм, семь обзорных рентгенов и пять прицельных.
Уже и голову занёс в машину генерал армии Тит Ефремович Кологрив, ещё миг — и был бы он в безопасности за захлопнутой дверцей — как вдруг с облепихового дерева бросилась на его погон неизвестная птица, а на спине между крыл вроде как рюкзачок, ковырнула птица клювом звезду на погоне, после чего несоразмерный с величиною птицы ударил взрыв, и разъединённое тело Тита Ефремовича оказалось снаружи, а голова на сиденьи машины внутри, успевши сказать шофёру:
— Москва, Кремль…
© Copyright: Александр Моралевич, 2009
На десерт- 3
Александр Моралевич
Да, вот и приспела пора, обнародовав из романа «Проконтра» два отрывка под названием «На десерт 1» и «На десерт 2 — подступить к огласке фрагмента «На десерт 3». Но:
Симпатизирующий мне читатель Виктор Ивлев пишет: что же, прозаические эта тексты красочны весьма и весьма, но с чего бы это автор оставил за кадром разъяснения, почему отрывки так называются?
Дорогой Виктор! Ах, как сложно с этим, как сложно! Был когда-то автор увлекательно молод и прожигал вечера в кафе «Артистическое», что в Проезде Художественного театра, это напротив МХАТа. Славная там собиралась публика: скульптор Эрнст Неизвестный, только что названный Н.С.Хрущёвым «пидорасом» (а памятник на могиле Хрущёва будет как раз работы Неизвестного); поэт Булат Окуджава; тончайший знаток футбола и футбольный обозреватель Генрих Генрихович Каль, бессрочный сиделец всех наших лагерей; поднадзорный КГБ интеллектуал Саша Асаркан; эстонский нелюбезный властям художник Нолев-Соболев; искусствовед Игорь Травин (вовсе не из тех, что ходят в штатском); феноменальный еврейский вундеркинд (и при этом арабист!), в будущем кинодеятель и лауреат Ленинской премии Игорь Ицков…
И когда поздним вечером развесёлая наша бранжа покидала кафе — непременно, известным образом вибрируя, подбегал к нам на улице какой-нибудь гость столицы и заполошно вызнавал:
