— Вот сейчас — другое дело. Далее, дон Адриано, а какое тебе, собственно, дело до того, как я выполню свою работу. Тебе результат нужен или отчеты?
— Я, как деловой человек, должен планировать поступление денежных средств. Ведь если я поставлю их в план, а они не придут вовремя, то могут сорваться важные сделки, и кто-то за это дорого заплатит.
— Ты меня имеешь в виду? Я тебе сразу говорю, не планируй эти средства никуда. Они давно сгорели для тебя. Это будет неожиданный подарок судьбы, выигрыш в лотерею — так тебе к этим деньгам нужно относиться.
— Ни хрена себе, сгорели! Пятьдесят, без малого, лимонов зелени — сгорели!
— Ты мне решил предъявить? Ты предъявляй претензии своим аналитикам, своим бухгалтерам, или кто там у тебя решает вопросы выдачи кредитов. Ведь всем нормальным людям было понятно, что на Кубе ситуация накалилась еще за полгода до того, как Кастро взял власть. Умные-то давно денежки оттуда вывели.
— Это кто умный? Хан? Родригес твой?
— Чем тебе Родригес не нравится? Он-то все делает, чтобы помочь таким бедолагам, как ты. Только благодарности что-то не видно.
— Не хами, молодой человек. Всему есть предел, и моему терпению тоже. А что касаемо благодарности — половина стоимости отелей, это что; плохая благодарность? Или треть суммы для тебя уже не деньги?
— Не треть, а тридцать процентов, что на три с третью процента меньше, чем треть. При многих миллионах — это уже сумма, о которой можно спорить.
— Ой, не надо вот только к словам придираться. Ты прекрасно понял, что я хотел сказать. — Адриано закурил сигару, выпустил под стол струю дыма и продолжил: — Вот ты сказал, что умные люди наперед все знают, откуда денежки пора вытаскивать, а ты — умный человек? Ты это знаешь?
— Я знаю, куда я их точно не буду вкладывать.
— Это куда же, интересно узнать?
— В наркоту. В проституцию. В разные аферы. В коррумпированных чиновников.
— Только не надо мне здесь морализировать. Мы такие чистенькие, мы такие белые и пушистые. А что, на Кубе не через прикормленных комиссаров вы собираетесь деньги делать? А что, Родригес не кормит чиновников по всей Южной Америке?
— Ты спросил у меня лично, или я должен говорить и за человека, которого раза три в жизни видел? Но я тебе могу сказать, когда в следующий раз начнется революция и в какой стране. А ты сам готов оплачивать такие сведения?
— А сумма вопроса?
— Очень большая. И это еще ограничивается невозможностью для тебя потом поделиться этой информацией со своими друзьями. Только ты сам сможешь ею воспользоваться. Готов обсуждать?
— Ты мне не говори, сколько это стоит до цента. Ты мне уровень денег назови — миллион, десять, сто?
— Обычно — десять процентов от суммы капитала, вложенного в страну.
— Да вы там совсем поохренели, революционеры поганые!
— Ты знаешь, то же самое говорят и революционеры, только почему-то меня, у которого ни одного заводишки за душой нет, называют капиталистом.
Когда Чернышков вернулся в свой офис, он связался с Судостроевым.
— Хорхе, пляши, есть деньги на Парагвай.
— Что, старый пень клюнул?
— Да.
— И когда начнется революция?
— Я обещал, что примерно через четыре месяца.
— Да ты что! Там еще конь не валялся. Мне еще не только карамультуки туда нужно завезти, но и людишек обучить.
— Ты же сказал, что все готово.
— Я имел в виду только саму ситуацию. А если начнем, а народ не поддержит. Сначала надо раскалить массы и нагнать истерию. Там же неграмотное крестьянство. С ним одними лозунгами не обойдешься. Нужно еще правительство поставить в цейтнот и цугцванг. И дать ему программу, по которой оно придет к нашим целям.
— Это долго?
— Я понимаю так, что нужно все бросить, и заниматься только этим!. Только в таком случае успеем.
— Я не говорил, что революция начнется ровно через четыре месяца. На крайняк, у Дона будет возможность перевести еще деньги и компаньонов.
— Ты сколько запросил?
— У них там собственности на триста пятьдесят — пятьсот миллионов, плюс оборотных, белых, около двух сотен, плюс черного нала не меньше. Черный нал я ему простил, а за все остальное старик заплатит шестьдесят миллионов.
