Когда кортеж полицейских машин приблизился к перекрестку, на них с трех сторон обрушился сосредоточенный огонь четырех крупнокалиберных пулеметов и двадцати автоматических скорострельных винтовок. Четыре экипажа, восемь стражей закона приняли смерть, влипнув в дела, совсем их не касающиеся.
В течение пятнадцати минут спецназовцы полностью проверили территорию, сняли телефонные кабели и, оставив тела двух привезенных из Нью-Йорка членов одной еврейской банды, покинули место боя. На видном месте, в километре от перекрестка, оставили машину со сломанным бензонасосом и с томом Торы на заднем сиденье, в общем, немного «наследили». Чернышков с Пилипенко и Юшковым, прихватив Штольца и Эрику, поехали к ней домой. Остальные разными путями рванули на юго-запад, в Западную Вирджинию. Там, в одном маленьком городишке, на заброшенном складе, примыкающем к свалке, и расположилась база отряда Чернышкова.
Шок, охвативший американское общество, продолжался недолго. В САСШ самым страшным преступлением, после покушения на частную собственность, конечно, является убийство полицейского. А здесь и данные полицейских осведомителей о конфликте гражданина Фиоре с еврейской мафией, и улики в виде трупов нью-йоркских бандитов-евреев, и машина, принадлежащая одному из них, все говорило о том, что это дело рук евреев.
Напрасно начали некоторые профессора и уважаемые журналисты рассуждать о том, что нет плохих народов, есть плохие люди. Их голоса потонули в возмущенном крике публики. Журналистов-евреев погнали с работы. Средства массовой информации, подконтрольные еврейскому капиталу, моментально были оккупированы разными представителями контрольных органов, которые и парализовали их деятельность надолго.
С банками и торговыми конторами все их прежние партнеры прекратили всякие отношения. Сразу же перестали отвечать на звонки своих бывших спонсоров сенаторы и конгрессмены.
ФБР, на которое обрушилась волна обвинений в некомпетентности со стороны представителей демократической партии, начало свою игру, постепенно находя «свидетельства» антиамериканской деятельности как сионистов, так и просто граждан-евреев.
А копы и не думали ни минуты. Им с самого начала было все ясно. Сразу же прокатилась волна арестов. Многих, даже не то что сопротивлявшихся, просто не поторопившихся сдаться, застрелили за попытку сопротивления.
По Нью-Йорку прокатилась волна погромов, которую, пользуясь случаем, организовали нью-йоркские итальянцы-мафиози. И жители еврейских кварталов вынуждены были ответить на насилие, защищая свои дома и свои рестораны-магазины. Это еще больше подогрело всеобщее ожесточение, и война разгорелась с новой силой, вынуждая правительство бросать на жилые кварталы уже армию. А в армии слишком мало евреев, зато итальянцев, ирландцев, да и прочих — полно, и козлом отпущения вновь стали евреи, и вновь, раз за разом, на них обрушились удары, вынуждая их бросать, в который раз за свою историю, нажитое имущество и искать спасения в порту на пароходах, идущих в Хайфу.
Гораздо позже сионисты назовут это вторым Исходом и предъявят Америке счет, когда она, одряхлевшая и разваливающаяся, будет биться в агонии, а сейчас им хватало работы. Десятки пароходов, тысячи беженцев, всех надо принять, накормить, разместить. Израиль получил второе дыхание, в него вливались все новые и новые граждане, у которых не было ничего, кроме решимости строить свое государство и отстоять его от любой внешней угрозы.
Чернышков, переждав два дня, исчез из города. А вот и Эрике, и Судостроеву — Родригесу времени уже не хватало. Слишком много появилось «бесхозных» парламентариев, чтобы сидеть на месте. Хорхе, вербуя, заводя дружбу, просто знакомясь, раздавал деньги пачками. Эрика вела себя по-другому, и это было обговорено заранее. Нет, она не жадничала, просто, в отличие от Судостроева, с его латиноамериканской внешностью и темпераментом, она изображала типично немецкую пунктуальность, и демонстративно заносила в свою записную книжечку суммы розданных денег, и достаточно четко оговаривала стоимость услуг, время их оказания и пределы полномочий подкупленного лица.
