— За что, Эрих, за что?.. Эрих! Эрих Картманн! — звучал в наушниках голос Баркхорна, хотя его самолет давно уже скрылся в облаках. И снова по плоскостям и кабине «сто девятого» прошла сметающая все на своем пути очередь «Лавочкина», и снова удар пулей, теперь уже по спине.
— Эрих! Эрих Картманн!
И Картманн проснулся. Над ним стоял его ротный, капитан Ундерберг и, хлопая по спине, пытался разбудить Эриха. Тот, продрав глаза, безумно оглянулся вокруг. Исчез самолет, исчез аэродром под Смоленском, исчез 1943 год. Картманн, с трудом отходя от сна, начинал воспринимать окружающую его действительность. Такие сны стали мучить его недавно. Только вот откуда простому пехотинцу авиаполевой дивизии знать подробности устройства не только немецких самолетов, но и про новейшие, еще не принятые даже на вооружение ВВС РККА Ла-5? Откуда он, никогда не бывавший в России, может помнить типично русские имена, типично русские ландшафты? Откуда знать ему, каким пушистым может быть снег, когда на улице минус двадцать? И как он может искриться на морозном солнце. Впору поверить после таких снов не только в подсознание, но и в другие бредни, вроде единого информационного поля Земли.
Картманн летал, он действительно умел пилотировать. Этому его научила мать, владелица небольшого аэродрома и частной летной школы. Только, в силу своей молодости, летал он лишь на планерах. Когда коммунисты напали на Третий Рейх, ее аэродром вскоре попал под атаку советских штурмовиков. Одноместный «Шварцтодт» долго полосовал пушечными и пулеметным и очередями стоящие под открытым небом планеры и спортивные самолеты. Потом долбанул ракетами по ангару и ремонтным мастерским, а затем высыпал россыпь мелких бомб на их с матерью дом. Сам Эрих в это время был на летном поле и уцелел, а мама погибла в рухнувшем после взрыва доме. После этого Эрих пошел добровольцем на войну, но самолетов в Люфтваффе оказалось меньше, чем оставшихся в живых пилотов, да и тем уже не хватало бензина для отражения атак советских штурмовиков. А они еще больше вгоняли экономику Рейха в каменный век, сжигая все на своем пути и расчищая дорогу танковым и механизированным корпусам. От авиаполевой дивизии имени Германа Геринга к концу года уже мало что осталось. Пополнение не приходило, да и неоткуда ему приходить, почти вся страна, вместе с призывным контингентом, уже захвачена русскими, а ввиду полного прекращения снабжения и оружие, и боеприпасы приходилось добывать самим. Постепенно исчезли и зенитные, и противотанковые пушки. Танков не было с самого начала. Винтовки, пара пулеметов, около трехсот солдат, вот и вся дивизия. Но те, кто остался, сами понимая, что живыми они не нужны ни немцам, ни Советам, бьются не на жизнь, а на смерть. И делают это достаточно умело.
Теперь дивизия имени Геринга прижата к французской границе, и ее, по французской территории, уже обходят советские танки и бронемашины. Командир дивизии генерал Кессельринг принял решение прорываться на французскую территорию. Всем ясно, что война между Советами и Францией не за горами, хотя бы потому, что Франция не интернировала оккупационные войска, а согласилась с их статусом экспедиционных войск, что немыслимо для великой державы, и взяла на свое снабжение. И теперь каждый, кто хочет продолжать сражаться или просто надеется выжить, должен приложить все силы к прорыву.
Эрих поднялся, оперевшись о ствол дерева, под которым ночевал, забросил на спину тяжелый ранец и поднял на плечо свой верный «маузер». Ноги в мокрых ботинках замерзли, как замерзла и спина, и руки. Последнее время его постоянно трясло от холода. Невозможно простирать и просушить одежду, или хотя бы высушить носки. Хорошо русским с их портянками: перемотал другим концом, и ноги в тепле и в относительной сухости, а что делать, когда расползающиеся от грязи носки постоянно промокают?
Полевую кухню русские разбомбили два дня назад, а раньше именно около нее собирались разрозненные группки солдат, как и всегда в отступлении. И готовить пищу, милосердно пожертвованную немецкими бюргерами, приходится на костре, что небезопасно, особенно ночью. Путь во Францию лежал по коммуникациям наступающего мехкорпуса русских, и немцы, без всякой артподготовки, ввиду отсутствия артиллерии, пошли на прорыв. Перескочили шоссе, ведущее из Саарбрюккена во Францию, но по нему уже спешили русские танки и броневики. Часть солдат попадала в кювет, открыв огонь. Командиры, а за ними и другие солдаты рванули под прикрытие леса, начинающегося в нескольких сотнях метров от шоссе. Эрих тоже оказался в этой группе, но наперерез им выскочил на поле и понесся броневик, ведя огонь из пулеметов. Они стали по нему стрелять на ходу, но что могли сделать винтовочные пули бронированной машине. Танки с шоссе начали стрельбу из пушек. Дым и даже огромные султаны взрывов помогали укрываться от выстрелов, но свистящие вокруг пули и осколки все равно срезали бегущих. Эрих, уже не пригибаясь, несся во весь опор к своей цели, будь что будет, упасть — значит погибнуть или попасть в плен, что равнозначно, и он только и видел перед собой окраину леса. Не добежал он до нее всего-то нескольких шагов. Не добежал никто.
