— Правда?
— Представь себе.
— Расскажи.
— По большому счету ничего ужасного. За два года до развала Союза, прямо в "ондатровом заповеднике"… Ты знаешь, что такое "ондатровый заповедник"?
— Нет.
— Квартал в Кунцево, где жили работники ЦК. И вот, представляешь, там вдруг объявился пророк.
— Пророк? Настоящий?
— Потерпи, узнаешь. Вид этот пророк имел следующий: разумеется, усы и борода; добротно построенное габардиновое пальто и валенки, на которых было вышито: "Вперед к коммунизму!". В руке он держал посох, обклеенный фольгой от мороженого, на шее висел будильник, а вся грудь и шапка увешаны значками.
— Вот это да! — восхищенно сказала Лиза. — Действительно, настоящий пророк!
— Слушай дальше. Меня как молодого работника послали на это несерьезное дело: составить протокол и упечь, куда надо, этого явного душевнобольного. "Зачем же вы, гражданин, — спросил я его, — ведете себя так неадекватно общественному порядку?" А он отвечает: "Через два года Советская власть падет, я должен ее защитить". И рассказал мне — совершенно точно — как всё будет. Я его слова записал и предложил направить в ЦК. Начальство прочитало, сказало: "Страна идиотов, и сам ты — такой же!" Порвало мою записку и велело благодарить. Так я упустил возможность прославиться.
— Да… — протянула Лиза, — Я уже давно заметила, что вся жизнь состоит из упущенных возможностей.
Было интересно наблюдать, как удивительно быстро у нее меняется выражение лица: одну секунду задумчивое и беззащитное, другую — упрямое и своевольное.
Вежливый молодой человек принес тарелки, на которых лежали кольца, нарезанные из тел бедных кальмаров, а также давленные помидоры и дольки лимона. Следом появились две кружки пива со стекающей по запотевшей стеклянной щеке слезой. Алексей ощутил легкое головокружение от этого великолепия, приобретенного на деньги Марата.
— Ну, что же, — сказал он, взглянув на часы. — Пятнадцать тридцать. Кофе пить уже поздно, а чай еще рано. Будем пить пиво и рассказывать друг другу о себе.
Они отпили из кружек и принялись за бедных кальмаров, поливая их лимонным соком.
— Ну? — спросил через некоторое время Комов. — Обо мне, можно сказать, всё известно. Теперь давай послушаем о тебе.
— Боюсь, ты не услышишь ничего особенного. Я вполне самостоятельная, обеспеченная женщина. Всё есть…
"… кроме мужа", — подумал Комов.
— Кроме мужа, — сказала она и засмеялась. — Впрочем, давно прошли времена, когда было стыдно не иметь мужа. Теперь стыдно не иметь модных джинсов.
— А Мишка откуда? — задал Комов терзавший его вопрос.
— Оттуда. Продукт жизненного опыта. Для полного комплекта осталось только добавить собаку.
— Зачем?
— А зачем собак заводят, не знаешь? Мужчины заводят собак, потому что собаки вернее женщин, женщины — потому что собаки вернее мужчин.
— Понятно, — сказал Комов. — Можно было сформулировать проще: разведена.
— Я гляжу, ты хороший милиционер.
— Профессионал.
— Ну, за тебя!
Они еще выпили пива, и Лиза сказала:
— Ты сам напросился, и теперь знаешь, что пригласил в ресторан брошенную жену. Только не подумай, что я хочу поплакаться тебе в жилетку, ты и не такие истории видел, правда?
— Увы, — согласился Комов. — Оскорбление, ограбление, изнасилование — из этих понятий складывается мозаика нашей жизни. Во всяком случае, для милиционера.
— Только умоляю: не надо профессиональных разговоров! Мне еще в школе надоели политика и экономика с философией.
— Зачем тогда были вуз, диплом?
— Для папы. А по жизни — мне бы вопросы попроще. У нас во дворе делали клумбу, а грязь не убрали. Почему? Вот мой главный философский вопрос.
— Да ладно! — сказал Комов. — Я же вижу, что ты не такая. Ты на себя наговариваешь.
— А какая? Ты мне напоминаешь одного доктора наук из института, где я работала, пока его не закрыли. Он говорил: это противоречит моей диссертации, поэтому быть не может.
— Кстати, — оживился Комов, — как так получилось, что институт закрыли? Такое солидное научное заведение — и паршивая частная контора его съела… Не Прыгунов же ваш опереточный, верно?
— Конечно не он. Приезжает иногда один человек, перед которым все слетятся.
