Администрация не хотела, чтобы я увиделся по пути на работу со своими. Весь день меня никто не вызывал и не тревожил. Сразу после развода обычно всех отказников, кто остался в зоне, по радио вызывают в штаб к начальству. Меня все забыли.
Но к обеду мне уже сообщили, что ко мне приехала родственница на свидание. Не администрация лагеря, конечно, нет. Сообщил мне зэк, возчик-ассенизатор. После обеда он же мне сообщил, что моя родственница на просьбу о свидании получила отказ.
Узнав об этом, я кинулся к администрации выяснять, почему мне отказано в свидании.
Первым поймал я в штабе Медведько. На мой вопрос он завертелся и твердил одно и то же: «Я ничего не знаю, ко мне никто не обращался, я никому не отказывал». В конце концов я его допек, и он велел мне обратиться с этим вопросом к начальнику лагеря, капитану Иванову.
Как назло, Иванова нигде не было, и я около штаба прогуливался в ожидании его появления.
Уже после возвращения зэков с работы в зону въехала большая грузовая машина, и в кабине рядом с шофером сидел Иванов. Машина привезла в зону мешки с цементом для заливки фундаментов под строительство новых бараков, которые собирались строить с весны.
Почему-то именно нашу бригаду вызвали на разгрузку машин. Выгружая цемент, я и спросил у Иванова об отказе в свидании. Иванов этот дослуживал последний год до пенсии и был эмвэдэшником еще со сталинско-бериевских времен. Он изобразил искреннее удивление на своем огрубевшем морщинистом лице деревенского мужика и ответил: «Я ничего не знаю!»
— Здорово! Начальник лагеря и не знает. К кому ж мне обратиться за разъяснением?
— Это в Управлении отказали. А я тут ни при чем.
— Но ведь вопрос о свидании решает начальник лагеря?
— Меня никто не спрашивал.
Больше мне от него ничего не удалось услышать. Пробовать ловить кого-нибудь из Управления, чтоб выяснить, — мало надежды, так как вечером никого из Управления в нашей зоне обычно не бывает.
В этот же вечер мне еще многие зэки, вернувшиеся с работы, передавали, что видели мою родственницу около вахты.
Так я и не получил свидания. А моя родственница уехала ни с чем.
Я решил все же до конца выяснить этот вопрос. Поймал как-то в зоне зам. начальника Управления, майора по кличке Губа. Так его звали и зэки, и надзиратели за изуродованную губу. На мой вопрос о запрещении свидания он ответил, что ничего не знает. И взялся мне объяснять, что свидания разрешает или не разрешает только начальник лагеря. Никому другому, заверял он меня, не дано права решать этот вопрос. Только начальник лагеря или его заместитель. А Управление тем более не может отказать. Управление вот разрешить вопреки отказу администрации лагеря может. А отказать — нет!
— Значит, мне отказано в свидании начальником лагеря?
— Да. И никем другим.
Через несколько дней я улучил момент, когда в штабе, в кабинете начальника лагеря, вели прием зэков по личным вопросам одновременно и Иванов, и Медведько.
Я им напомнил, как они мне сами вот так же вдвоем объясняли положение о свидании.
— Почему вы мне отказали в свидании, сначала убедив и заверив, что разрешите? Даже объясняли, что обязаны будете дать?
— Мы не отказывали. И вообще мы ничего не знаем, — пытались они вначале отделаться от меня. — Это в Управлении отказали. Мы же вам, Марченко, объясняли именно так.
— Да, вы мне именно так и объясняли. Но только сегодня вы говорили, что вообще ничего не знаете, а через десять минут тут же сказали, что это Управление. А вот я обратился к зам. начальника Управления, и он мне сказал, что не Управление, а именно вы лишили меня свидания.
И завертелись зам с начальником. В конце концов заговорили по-другому:
— Да, да, конечно, по новым правилам администрация может разрешить заключенному свидание не только с близкими родственниками, но и с иными лицами. Но только если она будет уверена, что это свидание будет способствовать перевоспитанию осужденного.
— Короче говоря, вы отказали в свидании?
— Какая разница, кто отказал? — завертелись они снова.
Так ни с чем я и ушел от них.
Уже выходя от них, я еще раз спросил:
— А чего же вы ничего этого не говорили, когда я у вас спрашивал? Я бы и не писал, чтобы ко мне ехали.