— В Вахонино мы вас не пропишем.
— Это почему же? — Хотя всегда в такой ситуации ждешь для себя отрицательного ответа, и все же на этот раз я немного опешил.
— Милиция не обязана отвечать вам о мотивах, которыми она руководствуется.
— Хорошо, а что вы мне напишете на моем заявлении-бланке? Ведь мне в совхозе предоставлены работа и жилье.
— Кто там директор совхоза?
Я назвал фамилию директора, и подполковник стал набирать какой-то номер телефона. Я подумал, что он будет звонить в совхоз и как-то повлияет на решение директора дать мне работу и жилье, чтобы отказать мне в прописке «обоснованно». Но полковник меня ошарашил откровенностью с другой, совершенно неожиданной для меня стороны:
— Сейчас позвоню в Комитет безопасности.
Разговор он начал при мне: «Гражданин Марченко прописывается в Вахонино. Кто, он? Да вот у меня в кабинете…» Зажимает рукой трубку и довольно вежливо просит меня подождать в коридоре.
Вот такого у меня в практике еще не было: чтобы с такой прямотой тебе говорили, что вопрос о прописке решается через КГБ.
А в коридоре меня ждала с нетерпением Лариса. Когда я ей рассказал о том, с чем вышел в коридор, она от изумления только и проговорила:
— Ну и ну!
Не успели мы с ней обменяться мнениями по этому поводу, как меня пригласили снова в кабинет.
— Вот вам наше решение, — протянул мне начальник милиции все мои бумажки, как только я переступил порог.
Взяв бумаги, я стал отыскивать его резолюцию, но ее не было.
— А где же ваше решение? — не найдя ни письменного отказа, ни разрешения, снова спросил я.
— В прописке вам отказано. В Вахонино вас не пропишут. — И начальник категорически положил руку ладонью на стол.
— А где пропишут?
— Не знаю.
— Так напишите, что отказываете! Я даже и пожаловаться не могу, не имея от вас никакого письменного ответа.
— Можете жаловаться, никто вам этого не запрещает. А писать я вам ничего не буду.
— Вы сами мне только что сказали, что будете звонить в КГБ по вопросу о прописке, и звонили при мне. Могу я ссылаться в жалобе, что мне отказано вами в прописке по указанию КГБ?
— В прописке вам отказывает милиция. Я вам отказываю. И вы можете на меня жаловаться куда хотите.
Я стал заводиться и сам чувствовал это: вместо того чтобы уйти из кабинета, наседал на подполковника с расспросами. А он не то дразнил меня, не то, проявляя сверхтерпение, твердил на все мои вопросы одно и то же: жалуйтесь, жалуйтесь… Под конец он устало махнул мне рукой и проговорил, тоже устало и равнодушно:
— Это же пустой разговор, и мы попусту тратим время. Я же вам ясно все сказал…
И я вышел из кабинета, злой, как всегда в таких случаях, на «Р-р-родину!» Хотя Лариса по одному моему виду сразу догадалась обо всем, но все же спросила упавшим голосом:
— Ну, что?..
Моей выдержки только на то и хватило, чтобы повторить, теперь уже вслух: «У-у Р-р-родина».
Лариса все поняла. И когда мы вышли на улицу, спросила:
— Ну, что он тебе сказал? Почему отказал?
После моего рассказа она тоже повозмущалась вместе со мной и предложила уехать в Москву и несколько дней переждать и обдумать спокойно, что делать дальше. Так мы и сделали.
* * *
А в Москве в это время творилось черт знает что: правительство готовилось к встрече с президентом США Ричардом Никсоном. Наводился глянец на время встречи: по местам предполагаемого маршрута президента красились и подштукатуривались дома, а те, которые нельзя было почему-либо подкрасить, одевались в леса (после его отъезда леса убирались и дом продолжал стоять неотремонтированным), насаживались деревья, которые гибли только ради того, чтобы на день-два украсить собой какой-то участок территории. И вещи творили московские власти невероятные в связи с этим визитом. Вот один из примеров, который происходил на моих глазах.
Моя жена живет на Ленинском проспекте — артерии Москвы, по которой из аэропорта Внуково в Кремль и обратно едут все высокие гости СССР. В том числе и космонавты после успешных полетов. По этому проспекту выстраивают москвичей для «встреч» высоких гостей, и они должны по часу, а когда и по пять, ожидать проезда, чтобы быстренько махнуть ручкой или выданным флажком со своего строго отведенного места и убежать по своим делам. Дом жены, как и вообще весь этот конечный участок Ленинского проспекта, строили в конце 1950-х годов, и когда они вселялись в свои новые комнаты (отдельные квартиры получали счастливчики), вокруг был пустырь. Жильцы этих домов сами устраивали субботники и воскресники по благоустройству своих дворов. Сами они и озеленяли их.
