— Много лет назад Трой мне очень нравился. Я любил его. Это тоже старомодное слово, если говорить о дружбе между мужчинами. А если ты кого-то любишь, не важно, за что, — ты принимаешь на себя обязательства. Отдаешь частицу себя. Теперь он требует вернуть долг. Мне не нравится Дебби Энн. Я думаю, она может оказаться чудовищем. Мне нравится Мэри. И ты.
— Спасибо, Майк.
— Ширли, я где-то отстал по дороге. Я составлен из устаревших частей. Я реагирую несовременно. Я все еще верю в добро и зло. Хорошо, нам обоим пришло это в голову, как только мы обнаружили, что их нет. Верно? Конечно, с одной стороны, все время случаются гораздо худшие вещи, не так ли? А это ведь инцест только в юридическом смысле, правда? Это сорокалетний мужчина и женщина двадцати трех лет, не связанные узами родства. И я спрашиваю себя, зачем так беспокоиться? Разве в определенных кругах совокупление не такая же обычная процедура, как рукопожатие? Кто вообще станет об этом переживать? Но все это просто бесполезные уговоры, которые на меня не действуют. Может быть, они гуляют на берегу. Может быть, нет. Если они делают то, о чем мы подумали, то я по самое горло наполнен яростным негодованием, праведным ужасом. Я похож на ханжу? Но ведь это гадость. С большой буквы «Г». Роденски — старомодное существо. Вот все, что я хотел тебе сказать.
— Да, это гадость, — сказала она задумчиво, — и не само по себе, а потому, что кому-то от этого будет больно. Мэри, по большей части. Это и есть зло — причинять людям боль.
— Станет ли это общепринятой заповедью? Это ведь важно, не так ли? Разве не должно быть правил поведения? Если Мэри никогда не узнает, Мэри не будет больно. Но ведь таким образом можно оправдать практически все!
— По-моему, ты преувеличиваешь. Конечно, я тоже почувствовала бы себя мерзко, потому что это оскорбление хорошему вкусу. Все равно что наблюдать, как твой партнер в бридж подсматривает чужие карты. Может быть, немного сильнее, потому что затронута эмоциональная область. Может быть, у меня было бы ощущение, похожее на то, которое я испытала, когда увидела, как женщина пинает своего четырехлетнего ребенка и кричит на него при всех.
— Мне не хочется думать, чем это могло бы кончиться для Троя. Человек, презирающий самого себя, способен на омерзительные вещи, Ширли. А она? Думаешь, она способна на такое?
Она зевнула:
— Вопросы становятся слишком сложными, дедуля. Ты так стар и мудр. А вечеринка закончена. И я засыпаю. Так что проводи меня домой, ладно?
— Думаю, что в состоянии доковылять до твоего дома, малышка. Страдая одышкой.
Они вышли в ночь.
Когда они подошли к дороге, она сказала:
— Завтра меня приглашают на рыбалку. Дядя берет с собой. Мы будем ловить королевскую рыбу. Я ненавижу рыбалку. Ты выходил в море на яхте Троя?
— Нет еще. Я только осмотрел ее. Она очень мило выглядит.
— Я тоже на ней еще не плавала. Дебби Энн говорит, это мечта, а не яхта. И очень, очень быстрая.
Позже он вспоминал, с какой непринужденностью вдруг предложил:
— Пойдем посмотрим на нее в лунном свете. Мы можем постоять на перекидном мостике, воображая, что плывем по Багамам. Я покажу тебе места, которые мало кто видел.
— А в теннис ты играешь?
Они прошли наискосок по расчищенному песку широкого двора к бухте для лодок, где «Скиммер III», уютный и тихий, пришвартованный к перилам дока, безмятежно спал в свете звезд. Они почти неслышно двигались по песку. Приближаясь, вдруг уловили характерное поскрипывание, странно знакомый, но не определяемый мгновенно звук, доносившийся сквозь шум прибоя. Когда они были футах в шести от яхты, Ширли схватила его за руку с удивительной силой, заставив остановиться. Она издала свистящий звук. Он посмотрел в ее глаза, темные и широко раскрытые, и внезапно осознал, что этот странный звук доносится из каюты на борту «Скиммера III». Это было поскрипывание яхтенной койки: ритмичное с небольшим ускорением. И это могло означать только одно.
Когда они бросились назад, поспешно, как застигнутые в ночи воры, до них донесся женский стон, подтвердивший их догадки.
Они почти пробежали три сотни ярдов по берегу без единого слова. Потом Ширли остановилась и села на обрыве. Она вытащила сигареты и зажигалку из соломенной сумочки, прикурила одну для него, одну для себя.