— Здесь вопросы мы задаем! — не очень убедительно отрезали кусты довольно молодым, но то ли пропитым, то ли простуженным голосом.
Коваленко с автоматом полз вдоль обрыва в одну сторону, Женька с ППШ — в другую. Следовало обойти упрямого противника. За Женькой неуклюже полз и водитель.
— А вы вообще кто? — продолжил дипломатические переговоры Попутный, протирая рукавом свой «парабеллум».
— СМЕРШ! Приказываю немедленно бросить оружие!
— Да что ж мы вездесущие такие? — удивился майор, делая знак Коваленко. — Эй, представились бы для порядка…
Вспрыгнуть на обрыв Коваленко не успел — стукнул одиночный выстрел, и из-за деревьев правее рявкнули:
— Куды?! Товарищу полковнику, вражины расползаются. Та разрешите гранатами глушануть?
— В случае сопротивления, — сурово откликнулся «полковник» — судя по голосу, до больших звездочек ему было еще служить и служить.
— Пальба по кому попало — есть поступок, несовместимый с выдержкой и хладнокровием профессионального контрразведчика, — сообщил Попутный, делая знак своим, чтобы не высовывались.
— Отож, — согласился неведомый автоматчик. — Вы, товарищи охвицеры, ложте оружье, та будем разбираться. СМИРШ шутковать не любит.
Что-то в этой ситуации было знакомым. Голос уж точно запоминающийся. Похоже, странных «смиршевцев» было только двое. И откуда такие наглые берутся? Женька посмотрел на сержанта-водителя — тот сжимал «наган» и спешно дожевывал невезучий бутерброд. Это правильно, калории не должны пропадать. Тогда вот тоже завтрак пропал…
Женька спешно пополз к Попутному. Прошептал:
— Кажется, я одного знаю. В Приморской армии встречались.
— Что, действительно СМЕРШ? — поднял бровку майор. — Ну, пообщайся.
С откоса правее заорал Коваленко:
— А ты куда, ешкин кот, сам намылился? Думаешь, «лимонка» не достанет? Замри, говорю, хрен балтийский!
— Та мне твоя «лимонка» в жопу встряла… — оскорбились в деревьях.
— Эй, вы швыряться погодите, — крикнул Женька. — Слушай, ты, случайно, не красноармейцем Торчком будешь? Тем, что Павло Захарович?
— Ефрейтор я, — после паузы отозвались из-за дерева. — А що, видеться доводилось?
— Херсонес помнишь? Аэродром, фрицев тьма. Допрашивать их замучились.
— Так то товарищ переводчику? А эт, вторая сержант?
— Не, ее нету. В Москве осталась. Ты с Варвариным прилетал или как?
— То секретно.
— Понял. Я встану. С удостоверением. Не бабахните?
— Так если удостоверение узрим…
Торчок был все тем же — низкоросло-кривоватым-узловатым. Даже щетина та же. Но на погонах красовалась ефрейторская лычка, да и вооружен был гармонично — ухватистым, по росту ППС. Церемонно показали друг другу удостоверения, церемонно пожали друг другу руки.
— Жив, значит, — одобрительно кивнул Торчок. — А подполковник-то наш…
— Знаю, на могиле мы были.
Торчок глянул на поднявшихся за кромкой обрыва офицеров:
— По одному делу, выходит, работаем.
Женька смотрел на напарника ефрейтора — по всему получалось, что вовсе и напарница. И юбка, и косы дурацкие, в хвойных иголках. Старшинские погоны. Лет около тридцати — некрасивая, лицо опухшее, одутловатое. Видимо, нездорова, да еще комарье. В руке «наган», в кобуру не прячет. Козырнула майору, потом свободной рукой открытое удостоверение предъявила — это грамотно, дистанцию сохраняет: и прочесть можно, и документ не выхватишь. Собственно, выхватывать никто и не будет — видно, что стукнет из револьвера не задумываясь. Вон, даже курок взведен.
— Что вы, товарищ Шведова, такую горячку порете? — укоризненно поинтересовался Попутный, демонстрируя собственное удостоверение. — Бьем своих, чтоб чужие боялись?
— По сведениям комендатуры района, здесь наших военнослужащих нет, — сипло сказала старшина и посмотрела на здоровяка Коваленко. — Извините, товарищ старший лейтенант, могу я на ваши документы взглянуть?
Коваленко молча показал удостоверение. Женька раскрыл свое — Шведова кинула короткий взгляд поверх «корочек» то ли сличая лицо владельца, то ли удивляясь чему-то. Глаза у тетки были узкие, красноватые — точно чем-то болеет.
— Нас утром обстреляли. У соседнего озера.
Торчок показал продырявленную пилотку:
