— Вы ведь были близки с Ольгой Барской?
— Близки? Ну… можно и так сказать. Не самый удачный термин. Оленька была… как бы это выразиться, замкнутым человеком. С ее-то матерью — оно и понятно. Ужасная женщина, вы не находите?
Терпкий запах духов Инги кружил ему голову.
— Оленька мне рассказывала о своем детстве. Ужасно! Бедняжка так страдала… не представляю, как можно было так жить!
Судя по фотографиям Ольгиного особняка, страдала она в весьма комфортных условиях.
— И эта нелепая смерть…
Да, более чем нелепая. Споткнуться на лестнице, в которой всего-то полтора десятка ступенек, и сломать шею. Неудача? Или нечто большее?
Игнат сумел достать отчет по тому делу. Закрыли его сразу, то ли не желая скандала, то ли и правда расследовать там было нечего.
Картина была обыденной до отвращения. Ольга Барская, оставшись одна в доме — дети давно жили отдельно, а слуги получили заслуженный выходной, — возжелала испить кофею. Она спустилась в кухню и, добившись от аппарата желаемого — а желала Ольга эспрессо, — поднималась к себе. С чашкой в руках. И вот чашка вдруг возьми и выскользни из рук, да на костюм, а кофе — горячий, а на ногах у нее — домашние босоножки на десятисантиметровом каблуке… и Ольга не удержалась, покатилась по лестнице да шею себе и свернула.
Несчастный случай?
Или же только выглядит как несчастный случай?
Конечно, охрана поселка утверждает, что в доме действительно никого не было… но Игнат знал, насколько опасно верить подобным утверждениям.
— Расскажите мне о первом ее муже.
Фото его Игнату тоже доставили. Обыкновенный такой человек, серый, ничем не примечательный, можно сказать. Вот только взгляд несколько выбивается из образа: не мутный, не усталый, напротив — хищный, словно за маской Перевертня прячется… кто?
— Ой, ужасный человек, — Инга взмахнула рукой — отрепетированный жест, плавный. Дева-лебедь, и белое платье, подчеркивающее золотистый загар ее кожи, играет «на образ».
Как же они все любят играть на образ!
— Мы с ним только один раз встречались. И я еще удивилась: ну чем он Оленьке так уж понравиться мог? Я к ней в гости зашла… просто так. Обычно, конечно, я предупреждаю о визите, иначе — это неприлично! А тут вдруг как-то просто… заглянула.
Не скажешь, что Инга была так уж сильно привязана к подруге. Да и то, если разобраться по уму, разве у женщины друзьями бывают женщины? Потенциальные союзницы, потенциальные соперницы или же относительно безопасные личности, те, с кем можно провести часик-другой за сплетнями и кофеем.
Ольга относилась к последним.
Она была… никакой. Даже несмотря на все усилия имиджмейкеров, которые ею занимались. Пожалуй, истинную — серую — сущность Оленьки невозможно было спрятать.
Это Ингу радовало.
Нет, конечно, нехорошо радоваться чужим неудачам, но… так спокойнее. Рядом с Ольгой Инга всегда выглядела жар-птицей, ради этого одного стоило перетерпеть Оленькино нытье. Вечно у нее что-то не ладилось. То мамаша ей нервы трепала, то дети ни в грош ее не ставили, то просто окружающий мир радовать переставал. Экзистенциальная тоска…
А тут — Оленька пела… Инга услышала ее еще на первом этаже и удивилась: надо же, а серая пташка-то вовсе и не серая даже… соловей!
Голос-то хороший у нее, сильный и богатый.
И песня такая, от которой в душе все переворачивается. Инга даже замерла, чтобы не спугнуть это ощущение. А потом песня закончилась, и она поднялась, желая высказать Оле свой восторг.
В гостиной сидели двое, Оленька, раскрасневшаяся, возбужденная, какой Инга никогда прежде ее не видела, и престранный тип в сером мятом плаще. Тип сидел за роялем и перебирал клавиши, мелодия рождалась нервная, ломаная и какая-то злая.
— Дорогая! Я так рада, что заехала к тебе! — Инга старую подругу обняла и расцеловала. — Не знала, что ты такая талантливая…
Тип зыркнул в сторону Инги и сгорбился.
— Познакомь меня со своим гостем.
Оленька смутилась и покраснела сильнее обычного.
— Это Вик, мой первый муж…
— Я, пожалуй, пойду, — тип поднялся и, смерив Ингу взглядом, от которого у нее мороз по коже вдруг пробежал, действительно удалился.
— Он… очень хороший человек, — словно оправдываясь, сказала Оленька. — Только мама его почему-то не любит.
