— А нож зачем?
И так все было понятно, но тот, валяясь на земле, вдруг захныкал и стал оправдываться, что вовсе не собирался…
В тот вечер Луиза долго не находила себе места. Что делать? Рассказать кому-то? Не поверят. Или начнут укорять ее за жестокосердие, ведь она же — мать, а выгнала родную дочь из дому… а теперь вот придумывает всякое-разное про нелюбимого зятя. Чем он нехорош? Ученый, скоро кандидатскую напишет… а что нищий, так не всем же с серебряной ложкой во рту родиться!
Почему-то почти все знакомые полагали, будто собственное благосостояние далось Луизе легко, едва ли не подарком свыше на нее упало. Нет, не поймут ее… а заявление писать? Так это же бездоказательные обвинения… ей уже и самой не верилось, что происшествие в парке имело именно тот подтекст — с убийством.
Она почти было убедила себя, когда произошел несчастный случай: Евдокия, приходившая трижды в неделю помогать ей по хозяйству, вдруг попала под машину.
Еще один случай?
Или никакой не случай?
Евдокия была похожа на Луизу, как родная сестра, и лицом, и фигурой, и сходство это всячески подчеркивала. Прическу делала похожую. И с удовольствием надевала старые наряды Луизы. В тот день на ней было ярко-бирюзовое пальто с песцовым воротником, новое почти, но немного тесноватое в груди. Пальто Луиза отдала ей накануне… и в морге, глядя на тело — родственников у Евдокии не было, — увидела не домработницу, но себя.
— И что вы сделали? — Игнат с восторгом смотрел на эту железную женщину.
— Я почти решилась уехать, — она печально улыбнулась. — На год… на два… думала, что Оленька дольше не выдержит. А потом решила: какого черта?! Чтобы меня какой-то сопляк из моей же квартиры выжил? Да не бывать этому!
Она достала серебряный портсигар, явно старый, хотя и не настолько, чтобы считаться старинным. На крышке его Игнат рассмотрел Кремль и звезды, а под крышкой — вязь дарственной надписи.
— Супруга моего, — пояснила Луиза Арнольдовна, — наградили его как-то… а он не курил. Я же пристрастилась, до сих пор не могу избавиться от этой привычки.
Сигареты были дешевыми, с терпким едким дымом, который никак не увязывался с роскошной обстановкой ресторана.
— Что же до дела, то все было просто. Я составила завещание и распорядилась копию им отослать. В случае моей смерти все мое движимое и недвижимое имущество отходило бы церкви. А Оленьке выплачивалась бы ежемесячная рента… небольшая. Она не позволила бы моей дочери нищенствовать, но и не удовлетворила бы запросов ее муженька.
Умно! Организация — не конкретный человек, которого можно устранить, решив тем самым проблему. Да и оспорить завещание — вряд ли бы у них это вышло. Церковь умеет защищать свои интересы.
— Он разозлился?
— Пришел в ярость, — Луиза Арнольдовна коснулась брови. — Заявился ко мне… обозвал меня полоумной старухой, которой давно пора на кладбище. Я ответила, что в моем возрасте смешно бояться кладбища. И я готова предстать перед Богом… но это вряд ли решит его собственные проблемы.
О да, с таким завещанием Перевертень оставался бы нищим, еще и обязанным содержать жену и ребенка. Обидно, когда такая ставка не играет.
— Эта злобная сволочь пригрозила, что в таком случае я дочь больше не увижу. Он не позволит ей уйти… и он сдержал слово. Четыре года понадобилось, чтобы моя дурочка прозрела. Нет, если бы не те происшествия, я, пожалуй, не выдержала бы, сдалась. Но всякий раз, когда он мне звонил и предлагал помириться с Оленькой, я вспоминала морг и несчастную Евдокию.
Все-таки сила воли у Луизы Арнольдовны была потрясающая.
— Потом он пытался шантажировать нас ребенком… сначала отказался давать дочери развод, потребовал установить опеку над Светланой. А Оленька согласилась… она была стрекозой по натуре, легкой девочкой, которая привыкла к легкой жизни и с радостью вырвалась из клетки. Ее ужасала сама мысль о том, чтобы вернуться к нему. И эта затея провалилась… нет, мы поддерживали отношения, но — дистанционно. Отправляли им подарки, иногда — деньги, но небольшие суммы. Естественно, я постаралась как можно быстрее пристроить Оленьку в хорошие руки. Не считайте меня чудовищем, я люблю дочь, но понимаю, насколько она беспомощна в подобных вопросах.