То есть некоторое время тому назад возник клиент, желавший подать в суд на наследников покойной супруги, с тем чтобы вернуть в собственность старинную музыкальную шкатулку?
Уже интересно!
И шансов было мало, но… суд — это прежде всего время. И репутация. Ни один приличный аукцион не свяжется с вещью, право на владение которой оспаривается в суде. Значит, этот Перевертень просто-напросто перекрыл наследничкам доступ к реальным деньгам.
— А шкатулка дорогая была?
— Не знаю, — пожала плечами Ксюша. — Реликвия.
Дорогая, из-за дешевой нет смысла огород городить. Но Перевертень умер, и дело закрыли. Убрали в архив. Вероятно, вычеркнули его из памяти.
А Стас вдруг заинтересовался его обстоятельствами — если, конечно, он искал в папке именно эти данные — и погиб. Вряд ли суть в совпадении или в том, что Стасу понадобилось какое-то другое дело, и именно тогда, когда убийца вытащил из папки нужное ему… Значит, Перевертень и шкатулка.
— Вы тоже думаете, что из-за шкатулки его и убили? — поинтересовалась Ксюша, собирая мизинцем крем с пирожного. — А почему сейчас? Не раньше?
Потому что имело место некое событие, о котором Игнат пока не знает, но событие это сделало старое дело вновь актуальным.
В любом случае копнуть стоит, только от Ксюши надо избавиться…
— Давай я тебя до дому подкину?
Она все поняла правильно.
— Лучше до стоянки. И… Игнат, Элла тогда Стасу помогала. Они вообще дружили… ну, просто дружили. У них общего много. Если спросить ее…
Спросить-то можно, но Игнату Эллочка-людоедочка вряд ли что-то ответит.
— Я могу.
Добровольческая дружина готова к подвигу. Отказаться? Это глупо, поскольку вряд ли рыжая его послушает, все равно сделает по-своему. Согласиться? А если Эллочка нож в грудь давнему дружку и воткнула? И тогда лезть к ней с вопросами — небезопасно.
— Только если по телефону, — Игнат принял-таки решение.
— Вы и Эллочку подозреваете?
Он всех подозревает. Ну или почти.
— Ксюшенька, — он проникновенно посмотрел ей в глаза. — Девочка моя…
Она порозовела и потупилась.
— Мне одного трупа в конторе более чем достаточно! И если тебе охота посплетничать — пожалуйста. Но вот нарываться на неприятности не стоит. Возвращайся домой. И не высовывайся без особой на то надобности и охраны…
Спорить не стала, насупилась только, наверное, хотела что-то сказать, умное, колкое, но все же — передумала. И умница.
Ксюшу Игнат высадил на стоянке. И дождался, пока ее машинка, игрушечная и яркая, как и сама секретарша, покинет паркинг.
Остальное — дело техники.
Перевертень в списке покойников числился в единственном числе. Зато он имел совершеннолетнюю дочь, двадцати шести лет от роду, обитавшую не так уж и далеко от конторы.
Игнат не стал ей звонить, решил наведаться сюрпризом.
Светлана Перевертень жила на проспекте Космонавтов, который застраивался в пятидесятые годы прошлого века. Впрочем, дом номер один выделялся среди прочих еще большей дряхлостью и своим внешним видом, который никак не вписывался в концепцию социалистического конструктивизма. Это двухэтажное здание с деревянными колоннами, деревянными же, изуродованными статуями львов и парадной лестницей, вымощенной современной плиткой ядовито-зеленого колера, давно уже разменяло добрую сотню лет, а то и полторы, но держалось с прежним, пусть и подутерянным, апломбом.
В просторном холле нашлось место для кадки с фикусом, десятка колясок, велосипеда, тачки и старой стремянки, к которой привязывали входную дверь.
Скрипучая лестница вывела его на второй этаж.
Светлана была у себя.
— Здравствуйте, — сказала она, распахнув дверь.
— Здравствуйте. А вы всегда так беспечны?
Светлана лишь пожала плечами: мол, какая разница? Брать у нее все равно нечего.
— Вы по делу?
— По поводу вашего отца…
На миг ему показалось — сейчас она захлопнет дверь, но нет, Светлана явно умела сдерживать свои порывы. Она посторонилась и велела:
— Проходите. Только переобуйтесь, я полы вымыла.
Тапочки были старыми и чистыми.
— Отцовские, — сказала она. — Ему уже все равно. А у меня денег нет на новые.
За дверью начиналась комната, узкая и длинная. Желтая тряпичная занавеска, сдвинутая в сторону, формально отделяла часть комнатушки под коридор. Окно на той стороне было далеким и каким-то обрезанным. А потом Игнат понял, что оно и вправду обрезанное — комнату разделили пополам гипсовой перегородкой.
