— Выпьем немножко? — весело подмигнул он, когда в гостиной стало темно. Она ответила лукавой усмешкой. — По рюмочке анисовой?
Жоан принес бутылку «Анис дель Моно», которая больше пятидесяти лет хранилась у него в шкафу.
— Надеюсь, она не испортилась.
— Говорят, она чем старше, тем вкуснее, — улыбнулась Соледад. — Не хочешь свет зажечь?
— Сегодня вечером я предпочитаю свечи...
По ее телу прокатилась трепетная волна. Жоан смотрел на нее несколько иначе, чем обычно. Этот внутренний свет, озаривший его лицо, — и есть желание? А как назвать то, что испытывает она?
— Поужинаем? — предложил Жоан.
— Мне не хочется есть.
— Что ж, тогда... еще рюмочку?
Тепло от анисовой водки разлилось по щекам Соледад, и она стала обмахиваться ладонью, как веером.
— Ох, вот это я безобразничаю! Видел бы меня сейчас папенька... — У нее вырвался нервный смешок.
— Ты такая красивая.
Жоан сел рядом на диван и мягко провел ладонью по ее шее, ощутив нежную молодую кожу под пальцами. Посмотрел ей в глаза. В его объятиях дрожала маленькая воздушная фея. Он подхватил ее на руки. Как он и представлял, она оказалась немногим тяжелее ветерка, почти ничего не весила.
— Сумасшедший! — испуганно рассмеялась Соледад. — Что ты делаешь?
— Несу свою невесту на брачное ложе.
Дверь спальни отворилась, и розы встретили их упоительным ароматом. Жоан опустил Соледад на усыпанную лепестками постель. Пламя свечей смягчило черты и формы, подарив им молодые лица, горящие желанием. Любовь возвращала им юношеский пыл.
— Я не умею, — шепнула она.
— Подумаешь, я тоже не умею.
— Подожди... — Соледад достала из чемоданчика пеньюар и скрылась в ванной. Когда она вышла, Жоан, в пижаме, уже ждал ее в постели. — Мне нужно еще выпить...
— Боже! Ко мне спустился ангел... — Он смотрел на ее распущенные волосы и не видел седины: Соледад приближалась, окутанная черным шелком. Девичья грудь вздымалась под атласом ночной рубашки. Полураскрытые губы вздрагивали от волнения.
— Жоан...
— Моя несравненная...
Он заключил ее в объятия и дал волю рукам.
Его ласки сквозь атласную ткань будили во всем теле странные ощущения. Под рубашкой у нее ничего не было, и впервые где-то внизу зародился живой, трепетный комок наслаждения. Ее укротитель волн вызывал влажную бурю в самых сокровенных уголках ее существа.
Жоан взял ее руку и положил себе на грудь.
— Дотронься до меня, — хрипло попросил он. — Делай со мной, что пожелаешь.
Соледад медленно раздела его, покрывая поцелуями каждый сантиметр обнаженной кожи. Никакого умения тут не требовалось, это оказалось не труднее, чем танцевать: надо просто отдаться музыке, а тело ее пианиста и есть музыка... Достигнув живота, она остановилась. Запретную зону она не пересекала даже в годы замужества. Жоан снова осторожно взял ее руку, и положил туда, куда она не смела вторгнуться сама. Мужское достоинство воспряло от ее робкого прикосновения, поднялось, торжествуя над временем, обжигая ей пальцы...
Чудо было им даровано.
Осмелевшие руки Жоана подняли тонкую рубашку, с едва сдерживаемой жадностью пробежали от колен вверх по мягким бедрам, животу, сторицей возвращая полученные ласки. Там, где много лет была пустыня, под чуткими пальцами пианиста расцветали розы.
Жоан смотрел на возлюбленную. Красные лепестки запутались в ее волосах, прильнули к хрупким плечам. Перед ним была богиня весны.
Одетые только страстью, лепестками роз и рассеянными отблесками свечей, они тяжело дышали, не сводя глаз друг с друга.
Жоан, ее пианист-укротитель, склонился над ней, готовый принести ей в дар воскресение и жизнь:
— Я люблю тебя, Соледад Урданета... до последнего вздоха — и после.
— Предпоследнего... — еле слышно поправила она.
Она приняла его легко и радостно, свободно, как будто только так и было все эти годы. Душа Жоана входила в нее, обжигала блаженством, поднимала к вершинам любви.
В свои восемьдесят лет Соледад Урданета впервые познала наслаждение от близости с любимым мужчиной. Седьмое небо осталось далеко внизу.
Они забылись сном на постели из роз, со вкусом аниса на губах и до краев переполненные любовью, отдавшись на милость сладких сновидений. Соледад свернулась калачиком в надежных объятиях Жоана.
