Музыка как шанс - страница 34

– Полежи, подыши воздухом, – ехидно подсказывал опыт.

Из разбитой головы лилась кровь. Через некоторое время я поднялся и направился к водонапорным колонкам, о местоположении которых я знал с детства. Умылся и поехал к родственникам.

Кровь не останавливалась. Я старался объезжать стороной изредка встречающихся прохожих, чтобы своим видом не шокировать их. Мелкий, моросящий дождь заходился ливнем.

По возвращении в Питер, я сразу пошел к Аиде.

– О! А я думала – ты умер, – спокойно удивись она и как всегда улыбнулась.

– А я и умер, – в замешательстве ответил я.

– На том месте, где ты был, зло большое, – оуг нахмурилась Аида.

И все завертелось снова. Зарабатывание денег музыкой, вкладывание денег в музыку.

Мне необходимо было писать. Только это отвлекало меня от болезни. Находились силы даже на то, чтобы играть ночью. И мысль о том, что так жить невозможно, становилась все более сладостной и разжигала азарт. Никто, кроме сестры и пары друзей, не знал о моем состоянии. Внешне по мне было практически ничего не видно. Так же, как и прежде, я улыбался и старался бодриться.

Тем временем болезнь продолжала прогрессировать. Появилось жжение в ногах. Я прекратил посещение тренажерного зала, оставив только занятия йогой, без фанатизма, но каждый день по мере сил выполняя асаны.

На одном из выступлений я познакомился с совершенно очаровательной девушкой… С Лилей. Я узнал взгляд, которым она смотрела на меня. Да я узнал его. На меня так уже смотрели женщины раньше. Это самый дорогой взгляд, который бывает у людей. Многие бы мечтали ловить его на себе, но мне он приносил только боль. Понимая, что ничего не могу дать ей, кроме мучений, я прервал наши отношения через пару месяцев. Со стороны это выглядело как «поматросил и бросил». Это самый легкий путь понимания ситуации. На самом деле, мне необходимо было общение с женщинами, чтобы чувствовать себя дееспособным мужчиной.

Жестоко? Да, это мой грех, но никто не может меня в нем упрекнуть. По крайней мере, это более честно, чем использовать девушку как сиделку. А я знал, что она, будучи доброй и порядочной – не уйдет. А она еще так молода и красива…

Уж простите за аморальность. А если нет, идите к черту!

Я старался делать все, что могут делать здоровые люди.

Однажды, выходя с Лилей из дверей клуба, в котором я играл, меня догнал хамский комплимент, отпущенный в нашу сторону:

– Кайфовых сосок саксофонисты порят.

Комментарий был высказан не громко и адресован был своей компании, а не нам, но я услышал. Еще каких-нибудь лет пять назад, я бы с удовлетворением, спросил бы с правой – хорошо ли я слышу? И с не меньшим удовольствием переспросил бы с ноги – так ли он в этом уверен? Но теперь здоровья у меня оставалось только на то, чтобы, скрипнув зубами, поправить сползающий с плеча ремень от кейса и проследовать дальше, успокаивая себя тем, что моя спутница все равно этих слов не расслышала.

Следующее обострение мне принесло проблемы с дикцией. Язык онемел. Я не заговаривался, видимо на тот момент выручала мышечная память, но ощущения при проговаривании слов были странные. Как будто говорю не я. Сил подняться не было. Я провалялся в постели несколько дней. До туалета приходилось добираться, держась за стенку. Когда пришла Лиля, я спросил ее, не замечает ли она, что я странно разговариваю. Она ответила, что нет. Это ободряло, но слабо. Я старался не думать о том, что принесет новая атака болезни.

Через месяц это частично прошло, оставались онемевшими только губы, но еще через некоторое время случилось еще более печальное событие. Я перестал чувствовать мизинец на левой руке. Чего стоит музыкант без пальцев?

Да и что говорить о пальцах! Чтобы извлечь из саксофона звук, в него надо было сначала хотя бы дунуть. А для этого нужно прикладывать определенные усилия.

Прикладывать усилия всегда. Если по утрам, после пробуждения я не начинал делать дыхательную гимнастику, выполнять асаны, а после идти сразу в душ – я рисковал проваляться в постели весь день. Если вечером у меня была работа, я старался не занимать день больше ничем, сохраняя силы.