— А почему?
— Еще в Цюрихе я познакомился с девушкой из Израиля, она меня пригласила.
— У тебя с ней было что-то серьезное?
— Да нет, то есть я так думал сначала. А потом мы поссорились, и я уехал от нее. Виза моя кончилась, и теперь я скитаюсь без документов. У меня даже гражданства никакого нет.
— Так у тебя положение еще хуже, чем у меня. И ты ничего не пытался предпринять?
— Ну, сначала я долго болел и вообще не мог ничем заниматься, а потом у меня как-то руки опустились. Я здесь нашел работу. А вот теперь и тебя встретил. Так что сейчас у меня все хорошо.
— Но, милый, так же нельзя все время жить! Надо же что-то делать.
— А ты мне поможешь, ты не оставишь меня? — по-детски беспомощно спросил Марк.
— Да, хорошо, я буду помогать тебе, чем смогу.
4
Нина лежала на траве среди маленьких белых, очень ароматных цветов. Ее взлохмаченная голова покоилась на загорелой руке Марка. Они отдыхали от любви. Последние несколько дней они занимались любовью постоянно, при каждом удобном случае. Днем, сгорая от нетерпения, убегали в долину, а ночью забывались в горячих объятиях, провалившись в короткий сон перед самым рассветом. От постоянного недосыпания у Нины рябило в глазах и шумело в голове. Марк стал неровно класть кирпичи. Мустафа уже подозрительно стал поглядывать на неразлучных «брата и сестру».
— Ничего, — успокаивал ее Марк, — скоро стройка кончится, мне заплатят, и мы уедем отсюда. Я знаю город, где можно легко найти работу.
Они уже начали строить планы, как вместе заработают кучу денег, получат документы, и у них начнется новая жизнь, яркая, как праздник.
Сейчас они лежали молча. Нина, прищурившись, следила за плавным полетом большой черной птицы в небе. Пальцы Марка тихо играли ее волосами. Эту идиллию нарушил истошный женский вопль. Испуганная Нина привстала. К ним через поле на бешеной скорости неслась женская фигура. Ее широкое платье развевалось на бегу, платок сполз с головы, длинные черные пряди упали на лицо.
— Марк! Смотри, кто это? — Нина лихорадочно пыталась одеться.
Марк вскочил и, подпрыгивая, натянул на себя джинсы. Женщина, не добежав до них несколько метров, запуталась в платье и упала. Она не пыталась больше встать и сидела, тяжело дыша. Нине стало нехорошо от ее прожигающего насквозь взгляда. Она узнала в ней Лалу, единственную дочку хозяина. На тяжело вздымающейся груди у нее болтался полевой бинокль. Отдышавшись, Лала начала что-то кричать по-арабски. Ее крики очень походили на проклятия. Нина ничего не понимала.
— Марк, что происходит? Что она от нас хочет? Ты можешь мне объяснить?
Марк молчал, глядя куда-то в траву. Похоже было, что его очень заинтересовало путешествие маленького бирюзового жучка. Нина попыталась разобраться самостоятельно.
— Что ты кричишь? — медленно произнося слова, обратилась она к Лале. — Ты говоришь по-английски? Разве ты не знаешь, что следить за людьми нехорошо? — Лала, свирепо сверкая глазами, молчала. — Да, мы не брат и сестра, мы обманули твоего отца. Ну и что, у нас в Европе все занимаются любовью до свадьбы. Конечно, может, это и плохо, но это не значит, что надо подглядывать за нами в бинокль и устраивать скандал.
Тут Лала неожиданно заплакала.
— У вас в Европе не только делают секс до свадьбы, у вас все обманывают. Он, — плача, она показала на Марка, — говорил, что любит меня, ходил за мной, когда отец и братья не видели. Говорил, что не может жить без меня. Я спала с ним. Я отдала ему самое ценное, что у меня было. Меня отец убьет, а его убьют братья! — спокойно добавила она после паузы. — Зачем ты приехала?
— Ну я же ничего не знала. Вот сволочь! — добавила Нина по-русски. Она сейчас даже забыла о себе, так ей жалко было бедную девушку.
Та продолжала, всхлипывая:
— Я думала, он будет работать, понравится отцу, потом перейдет в нашу веру. И отец позволит нам жениться. А тут приехала ты, начала ходить с голыми руками, и он уже с тобой спит. — Неожиданно Лала опять рассвирепела. — Я не отдам его тебе! Я сделаю так, что он надолго меня запомнит! Я все расскажу отцу, пусть я буду опозорена, но и вам отомщу. — Она вскочила и понеслась в сторону дома.