На такой теплый плоский теплый камень и уселась Нина. Она смотрела на стоящего перед ней Марка и улыбалась.
— Я люблю сумерки, — говорил он, — в это время все резкое сглаживается, все успокаивается, а мне так нужен покой.
— А что тебя беспокоит?
— Иногда меня беспокоит все, а иногда мне хорошо, вот так, как сейчас с тобой. Можно я сяду рядом?
— Конечно! — Нина подвинулась.
Марк осторожно присел рядом с ней. Нина думала, что он обнимет ее. Но он лишь прижался к ней плечом. Так молча они просидели очень долго, потеряв счет времени. Похолодало. Стемнело. На черном бархате неба появились по-южному яркие звезды. Не замечая налетевшего холодного ветра, Нина как завороженная смотрела куда-то вверх. Марк не делал попыток даже взять ее за руку. Но Нине сейчас это было не нужно, она знала, что близость, возникшая между ними, не нуждается в подтверждении жестами.
— Пойдем, ты совсем замерзнешь! — Марк помог ей подняться.
Их сарайчик в этот поздий час еще хранил тепло жаркого дня. Они улеглись каждый на свой топчан, Марк даже скромно отвернулся, когда они переодевались. Нина лежала без сна. Она слушала, как ветер пел свою монотонную песню, как звенели цикады, а где-то блеяли овцы.
— Нина, — раздался вдруг тихий голос Марка.
— Да?
— Ты хочешь стать моим другом?
Она поняла, что этот так по-детски звучащий вопрос Марк задал совершенно серьезно. Поэтому, прежде чем ответить, она должна подумать.
— Да, хочу, — наконец ответила она.
— Хорошо, теперь я смогу спокойно заснуть. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Вскоре Нина услышал его спокойное дыхание. Марк спал.
«Странный человек, — думала она, — с одной стороны, в нем есть какая-то мудрость, а с другой стороны, он совсем как ребенок. Но все равно, здорово, что я его встретила».
Несколько следующих дней Нина провела в безудержном веселье. Опьяненная солнечным светом, поющим ветром, все настойчивей играющим ее волосами, разомлевшая от жары, она совсем потеряла голову. Улыбка не сходила с ее лица, и малейшего повода было достаточно, чтобы вызвать ее хохот.
Мужчины, живущие в доме, тоже заметили это и нарочно приходили посмешить ее. Нина понимала, что ведет себя нескромно, но ничего не могла с собой поделать. Она несколько раз ловила на себе угрюмые женские взгляды, брошенные украдкой. Местные женщины, воспитанные в скромности и повиновении мужчине, явно не одобряли ее раскованную манеру общения.
Нина не сразу обнаружила, что в доме есть женщины, как будто домашняя работа делалась сама собой. Лишь через несколько дней она узнала, что, кроме трех взрослых сыновей, у Мустафы есть жена и дочка на выданье, Лала, которую все берегли, как драгоценную жемчужину. Это она украдкой испепеляла Нину своими черными глазищами.
Но Нине ни до чего не было дела. Все дни она проводила с Марком. Когда они не были заняты на работе, то совершали бесконечные прогулки. Они постоянно говорили друг с другом, а потом не могли вспомнить, о чем вели речь, потому что слова перестали быть важными. Их разговоры рождали чувство такой необыкновенной близости, будто не два человека, мужчина и женщина, а две души, свободные от внешних оболочек, вели диалог друг с другом.
Нина знала, что долго это продолжаться не может, что рано или поздно они окажутся в постели. Но их общение давало ей такую полноту жизни, что торопить события она не решалась. Тем не менее она прекрасно понимала, что безумно хочет его. Ведь у нее так давно не было мужчины. Она еще в Москве была на постоянном взводе. А здесь это ее состояние только подогрелось светом, теплом, экзотической едой, страстными взглядами мужчин. Нина и выглядеть стала совсем иначе, чем в Москве. Под лучами солнца ее кожа сделалась шелковистой, покрылась ровным абрикосовым загаром. Волосы выгорели на солнце, стали еще светлее и отливали золотом. Нина видела, что похорошела, ей нравилось ловить на себе восхищенные мужские взгляды. Будь ее воля, она гуляла бы по солнышку в одном купальнике. Но она понимала, что здесь, среди воспитанных в строгости людей Востока, это невозможно. Поэтому она обычно ходила в джинсах или длинной юбке и достаточно скромной футболке с рукавами по локоть.
