Она догадывалась, что заточена в оболочке под именем «Мими», но не знала причин этого заточения.
Будто ночной кошмар, но где-то вдали: как она нырнула внутрь тела стального великана и стала им самим – размахивая блестящими металлическими руками, прорывая преграду дождя и ветра, бежала, прыгала, охотилась… убивала. Она знала, что это случилось на самом деле. И надеялась, что на самом деле этого не было.
В данный момент Мими пребывала в галлюцинации, ей казалось, что она – гость в ее собственном теле. С того момента как она пришла в сознание, это ощущение становилось все сильнее. Что еще хуже, она не могла управлять своим телом из плоти и крови с той же эффективностью, с какой управляла роботом. Она вновь и вновь ощущала тревогу, которая пронизывала ее периферическую нервную систему и сердце, потрясая их; но затем в какой-то части ее мозга зарождалось ощущение эйфории и умиротворения, и она чувствовала себя как на седьмом небе. В другие моменты ее сердце начинало колотиться, ее охватывала нервозность, и будто какую-то невидимую конечность начинало колоть иголками фантомной боли, не давая ей думать и действовать.
Так, будто ее тело пыталось обуздать заключенную в нем душу.
Она вспомнила, как, проснувшись в больнице, стояла у окна, глядя, как выскочил из такси Кайцзун. Она хотела помахать ему рукой, окликнуть его, сделать все, что в ее силах, чтобы он увидел, что она стоит у окна. Хотела крепко обнять этого поддельного иностранца – сделать то, чего она никогда не делала и даже не мечтала сделать. Ты всего лишь МУСОРНАЯ ДЕВКА. Эта отметина была у нее в самом сердце, сидела в ней крепче, чем телесная пленка на шее, ее было невозможно стереть. Все ее действия и решения определялись этой меткой, невидимой границей, которую она не осмеливалась пересечь.
Она стояла не шевелясь, пока Кайцзун не появился в дверях у нее за спиной.
А затем она слышала разговор, совершенно невозможный. Немыслимые слова срывались с губ Мими и исчезали. Она смотрела, как Мими схватила Кайцзуна за руку, потом отпустила, а потом его руки взяли за руки ее. Она была уверена, что сходит с ума.
Это дело сделало то, о чем она мечтала, но никогда не могла сделать, даже такие, казалось бы, незначительные действия. Но, казалось, каждый этот жест был нацелен на Кайцзуна, и это тревожило Мими. Еще никогда она столь отчетливо не ощущала разницу между полами в плане восприятия и анализа информации, разницу, которую можно было использовать. Ее наполняли одновременно удовлетворение и стыд, будто белая рисовая каша, смешанная с острым соусом чили.
Она услышала музыку, музыку, играющую в ее сознании. Будто мелодия из заводного музыкального автомата, бесконечно повторяющаяся. Воодушевляющая мелодия, настолько знакомая, но смешанная с сигналами машин и ударами барабанов, коснувшаяся ее нервных окончаний и доставившая чистейшее удовольствие.
Что еще ужаснее, она знала, откуда эта музыка. Мгновенная вспышка логических построений, таких, на какие она никогда не была способна, собрала все части головоломки воедино и дала очевидный результат.
Дешевая аудиосистема в машинах такси плохо воспроизводила низкие и средние частоты, поэтому музыку на ней можно было воспроизводить лишь в упрощенном варианте, подчеркивая высокие и не особо заботясь о гармонии. Диспетчерская Кремниевого Острова приспособилась к этому и передавала множество мелодий шаньчжай в обработанном виде. Таксисты включали в машинах только эту станцию, еще одна местная особенность, непереносимая. В начале каждого часа местные радиостанции были обязаны ретранслировать сигналы точного времени и выпуск новостей от центральной станции, а еще два рекламных блока на фоне классической музыки. Диспетчерская, для экономии времени, решила сжать трансляцию, поэтому музыка звучала вдвое быстрее, чем в оригинале.
