Михалыч зашел. Полотенце действительно висело над раковиной. Михалыч потрогал его и задумался. Снаружи что-то долетало о расческах.
Быстро сделав свои дела, подставил руки под кран. Вода неторопливо прогревалась.
– Что ж я делаю, – сказал Михалыч, глядя на свои большие ладони под водой. – Что же я, мудак, делаю?..
«А ты знал, что Василиса Петровна лекарствами торговала?» – спросила как-то Лена.
Михалыч даже не сразу сообразил, о ком речь. Лена редко называла свекровь по имени и отчеству. Вообще редко о ней говорила, больше молчала, старалась ее не замечать.
Дело происходило поздно в Лениной спальне, Михалыч смотрел вползвука футбол, Лена в ночном виде занималась у зеркала лицом. Выдавливала, втирала, гремела своими баночками.
Михалыч глядел на зеленое поле с бегающими людьми. Ум его тоже в этот момент был там, среди этих мужиков с быстрыми мохнатыми ногами, среди опасных моментов, полетов мяча и рева трибун. По крайней мере, не рядом с женщиной с собранными в фигушку волосами и лоснящимся при свете телевизора лицом.
«Михалыч… – Влажный червяк выполз из тюбика на Ленину ладонь. – Ты в курсе, что мать лекарствами торговала, этой вашей фабрики?»
Он ответил, что был такой факт. И снова попробовал переключиться на игру. Резко встал и сел на кровать. Почесал шею, поглядел на Лену:
«А ты как узнала?»
«Случайно услышала. – Лена потянулась за полотенцем. – По телефону она с кем-то говорила. Может…»
«Да не…»
«Может, поговоришь с ней, узнаешь?»
«А что сама не поговоришь?»
«Я и так у нее враг номер один».
«Почему?»
Лена усмехнулась, отвечать не стала. Игра скоро кончилась, он выключил телевизор и пошел к себе. Лег, покопался немного в трусах. Из аквариума шел слабый свет, он стал глядеть на рыб. Рыбы действовали как снотворное. Успокаивали.
С матерью он тогда так и не поговорил. Лена, как оказалось, тоже. Все шло, как шло.
– А теперь налево… Не бывал у нас тут раньше?
Мужик, встреченный на автостанции, сидел рядом с Михалычем и указывал дорогу. Мать на заднем сиденье осторожно осваивала расческу.
– Бывал, – сказал Михалыч. – Летом.
– Ну, летом не считается. Летом каждый может.
Мужик вызвался показать им путь до местного магазина. Михалыч все еще держал в голове мысль о горячем супе. Ехать было, по словам мужика, два шага.
– Далеко еще? – спросил Михалыч.
– Да почти уже. Вон до той избы, оттуда направо… Видишь избу? Жулики в ней живут, Петровы. Сергей и Кирилл. У одного жена – Настя, а у другого – Альфия, татарка. Директором школы работала. Теперь сидит, с высшим образованием носки вяжет. Вон, из собачьей шерсти…
Мужик задрал штанину.
– Зимой, Михалыч, самое важное – это ноги. Главное, ноги до весны сберечь.
Михалыч, услышав свое имя, тоже решил спросить.
– А тебя как…
– Что?
–…зовут?
– Меня? – развеселился мужик. – Никак!
Михалыч не понял и решил улыбнуться.
– Никак. – Мужик стал серьезным. – Без шуток.
Михалыч скосил глаз на мужика. Проехали избу Петровых, еще одну избу.
– А брата моего зовут Никто. Мамаша у нас была одиночка с фантазией.
– А как же записали так? – откликнулась сзади мать. – Не имели права так записывать.
– Это ты, мать, по-городскому рассуждаешь. Там у вас и «право»… и «лево». А она у нас сама паспортисткой была, кто ей чего скажет. Да она его…
– А что потом не поменяли?
– Имя? Пока жива была, не дозволяла. Она из бездненских, а у них характер, как… К ним ключик нужен, иначе – как волки. А когда померла, так что теперь менять. Уже привыкли. Даже горжусь, что редкое имя.
– Да уж, редкое, – согласилась мать.
– Одно время сюда туристов возили, так меня специально им показывали. Как эту, местную… Паспорт, слышь, друг у друга рвали, не верили. Мне его в бывшем клубе откопировали, чтоб на стенке висел. Это на моем прежнем жилье, я бы показал, но мне туда пока нельзя.
– Тяжело, наверное, с таким именем, – сказала мать, пряча расческу.
– А у нас тут с любым тяжело. Был у нас один Эдуард, Эдик… Имя, пожалуйста, как в кино, а в итоге – белая горячка. Ну, вот и приехали.
* * *
Никак весело вышел из машины. Следом вылез Михалыч. Мать захотела остаться внутри. Попросила принести чая, если будет. И приготовилась ждать.
