Улицы Мемфиса, как обычно по утрам, уже были запружены народом. Все куда-то шли или ехали в повозках: женщины и мужчины, горожане, деревенские жители, иноземцы. Зайя не знала дорогу к священному плато, поэтому спросила у стражника, как ей туда добраться. Плато находилось на юго-востоке от стены Мемфиса. Чтобы попасть туда, понадобится два часа ходьбы, а на лошади будет быстрее… Так объяснил ей любезный стражник. Зайя разменяла на рынке одну золотую монету и наняла повозку с двумя лошадьми. Она села туда безмятежная и счастливая.
Но до того как грезы забрали ее из этого мира на небеса наслаждения и восторга, воображение Зайи понеслось впереди повозки к ее дорогому мужу Карде. Не было более привлекательного зрелища, чем вид его смуглой кожи и сильных мускулистых ног. Продолговатое лицо с узким лбом, большим носом и широко расставленными глазами, его громкий, сильный голос с шикарной фиванской манерой растягивать слова приводили Зайю в экстаз. Сколько раз в разлуке она мечтала обнять его, поцеловать и просто послушать, как он говорит! Когда же он после долгого отсутствия обнимал и страстно целовал ее, а потом говорил: «Не переживай, жена, для меня ты словно впитывающая воду земля, на которой ничего не растет», ей становилось горько и обидно. Бесплодная жена? О нет, теперь Карда не посмеет так назвать ее, ведь она встретит мужа, держа у своей груди самое прекрасное создание, когда-либо рожденное женщиной! Поначалу он, конечно, отнесется к этой новости недоверчиво, но она сумеет убедить мужа в том, что это его дитя. И тогда суровое лицо Карды смягчится, а гневное выражение сверкающих глаз сменится нежным. Или он сразу закричит ей, не в силах сдерживать переполняющую его радость: «Наконец-то, Зайя, у нас родился ребенок! Это ведь мой сын? Иди же ко мне, иди!» Горделиво подняв голову, она ответит: «Возьми свое дитя, Карда. Целуй его маленькие ножки и, встав на колени, благодари владыку Ра. Это мальчик, и я назвала его Джедеф». Зайя решила, что они с мужем покинут Мемфис и там, в чудесных Фивах, под защитой бога солнца Амона, будут растить сына и заживут жизнью, которой так долго были лишены.
От сладких грез, которыми полна была голова Зайи, ее пробудил окружающий гам и хаос Мемфиса. Чуть поодаль она увидела повозку, спускавшуюся по петляющей дороге. Мужчина погонял лошадей кнутом. Со своего места она не могла разглядеть поверхность плато, но веселые голоса, частный перестук инструментов и пение рабочих звенели у нее в ушах. Среди этих песен Зайя узнала ту, которую обычно заводил Карда в былые счастливые времена:
Нас с юга воды Нила принесли сюда,
И строим мы в пустыне города.
Мы возвели дворцы и храмы с колоннадой,
И ничего другого нам не надо,
Лишь видеть, как красива тут земля,
Как камень стал податлив и покладист,
И вид вокруг нам дарит радость.
Завидуют пускай нубийцы и синайцы,
Пусть наш Египет вечно процветает!
Она слушала, как мужчины с силой и чувством повторяли эти горделивые слова, и хотела быть вместе с ними, будто голубка, истосковавшаяся по воркованию своего голубя. Сердце Зайи, трепеща, подхватывало их песню.
Проехав через дорогу под названием Лощина смерти, повозка выкатилась прямо к плато. Зайя вышла из нее и направилась к скоплению людей на необъятном просторе, подобному огромной армии. По пути она миновала храм Озириса, Большого сфинкса и мастабы предков, чьи прижизненные дела обеспечили им упокоение на этой святой земле. Она увидела длинный канал, вырытый рабочими, по которому на плато стекали воды Нила. По волнам плыли большие корабли, везя на борту массивные гранитные глыбы, а у причала их дожидались толпы грузчиков с тележками. Издали Зайя увидела основание пирамиды, которое охватить полностью глазу было не под силу, и людей, усеявших его поверхность, словно небо — крохотные звезды. Звуки песнопения смешивались с криками надсмотрщиков, командующих царской стражей, и шумом тысяч орудий труда. Растерявшись, прижимая к себе ребенка, Зайя остановилась, поворачиваясь туда-сюда и не зная, куда пойти. Наконец она поняла, что искать мужа в таком безбрежном океане смуглых человеческих тел было просто бессмысленно. Ее уставшие глаза перескакивали с одного лица на другое.