Обуреваемый гневом, царь ворвался в комнату в сопровождении своих людей. Никто не мог отвести глаз от тела верховного жреца с кинжалом в груди и испуганной женщины с остекленевшим взглядом на родовом ложе. Никто, кроме принца Хафры, которого это зрелище не могло отвлечь от вожделенной цели. Он, только он будет наследником трона, и никакой младенец не сможет — не должен! — отнять у него дарованную свыше власть. Он не упустит такую возможность! Хафра сжал рукоятку меча, размахнулся и опустил на новорожденного. Его мать, метнувшись подобно молнии, инстинктивно накрыла собой сына, но ей не удалось обмануть судьбу: одним сильным ударом Хафра отрубил голову и ей, и ребенку.
Фараон взглянул на сына. Принц посмотрел на отца. Визирь Хемиун, перехватив эти взгляды, решил разрядить ужасную атмосферу, воцарившуюся в комнате.
— Мой господин, — сказал он царю, — вам лучше покинуть это кровавое место.
Хуфу молча вышел в коридор. За ним потянулись остальные.
Визирь предложил немедленно отправиться в Мемфис, чтобы вернуться туда засветло, но царь не согласился с ним.
— Я не собираюсь спасаться бегством, будто преступник. Напротив, я созову жрецов бога Ра, чтобы рассказать им историю, которая привела к прискорбной кончине их незадачливого собрата. Пока этого не будет сделано, в Мемфис я не вернусь.
Повозка меж тем медленно катилась за двумя еле переступавшими ленивыми волами. Зайя дрожащими руками перебирала поводья. Целый час она тащилась по главной улице города Он. Наконец через восточные ворота повозка покинула город. Там Зайя, погоняя волов, свернула на пыльную пустынную дорогу, ведущую к деревне Сенка, где жили родственники Монры. Служанка до сих пор не могла прийти в себя, вспоминая тот страшный момент, когда ее окружили солдаты и строго допрашивали, глядя прямо в глаза. Однако, даже осознавая всю опасность положения, Зайя не растерялась и, сохранив выдержку, смогла убедить солдат отпустить ее восвояси. О, если бы они только знали, что было спрятано в повозке! И как хорошо, что сынишка госпожи не заплакал, не закричал. Должно быть, мать дала ему грудь — и он сосал молоко и молчал…
То действительно были грозные солдаты. У нее перед глазами все еще стоял великолепный образ человека, подъехавшего к ним в золоченой колеснице. Она не могла забыть той величавости, с которой он себя держал. Это делало его похожим на живого идола или какое-то божество. Но до чего удивительно: неужто этот достойный человек явился, чтобы убить невинного младенца, лишь вчера появившегося на свет?
Зайя обернулась, чтобы взглянуть на свою бедную госпожу. Та спала, прижав к себе ребенка, укрывшись одеялом. И малыш тоже спал рядом с теплой грудью. «Несчастная женщина. Кто бы мог подумать, что ее постигнет?! Ведь она еще так слаба! И вот ей приходится покинуть великолепный дом, своего мужа! — думала служанка. — Да и верховный жрец… Разве мог он помыслить о тех страданиях, что ниспослала ей судьба? О, если бы он умел предвидеть будущее, то не пожелал бы сделаться отцом и не женился бы на госпоже Руджедет, которая моложе его на тридцать лет!»
Зайя пожалела и себя: «Если бы только владыка подарил мне сына, пусть даже это навлекло бы на меня все невзгоды мира!»
Служанка была бесплодна, но страстно мечтала о ребенке и надеялась, что боги осчастливят ее, так же как незрячие надеются увидеть хоть проблеск света. Сколько раз обращалась она за советом к врачам и чародеям, пила разные травяные настои и отвары!.. Ничего не помогало. Муж ее, рабочий на строительстве пирамиды, редко бывал дома, но тоже мечтал о ребенке, которого он бы любил всем сердцем и который согревал бы его обещанием бессмертия. Однажды он даже пригрозил Зайе, что возьмет новую жену, которая родит ему сына. Уже почти год он работает на этом безумном строительстве, а она, его жена, служит верховному жрецу и его супруге. И надо же такому случиться: госпожа Руджедет и служанка Ката обе забеременели и родили сыновей в один день! Счастливые! «О владыка! Тогда зачем ты создал меня женщиной? Что такое женщина без потомства? Женщина без детей подобна вину без дурмана, розе без запаха, верующему, забывшему своего бога», — продолжала терзать себя Зайя.
