Когда вы вдыхаете кокаин, у вас сразу появляется цель. И еще нирвана, которая убеждает вас в вашем полном безумии. Вам кажется, что вы можете петь. И вы поете. Более безумных желаний не появляется. Но финал ужасен, никто так не страдает, как наркоманы, употребляющие кокаин. После улета вы сразу попадаете в ад, вас ломает, вам плохо, вы становитесь параноиком. Физические последствия тоже плохая реклама для кокаина: потеря зрения, постоянный насморк и эрозия носовой перегородки. Рано или поздно эта перегородка вообще исчезает. Желтая пресса со злорадным удовольствием потопталась на Даниелле Уестбрук, звезде сериалов. Публиковались ее ранние фотографии и затем, крупным планом, изображение разрушенного носа. Вряд ли это кого остановило, но репутацию знаменитостей подпортило.
Я дошел до собора и почувствовал, что мне необходимо посидеть в тиши. Толкнул тяжелую, обитую медью дверь, которая с шумом захлопнулась за мной. Мощи святой Терезы обычно привлекали много зевак, но сейчас в соборе было тихо. Я прошел по боковому проходу и опустился на колени перед алтарем.
Машинально начал:
— Glor don Athair…>[9]
Я учил свои молитвы на ирландском, и они звучали для меня по-настоящему только на этом языке. Разумеется, как и всякий перепутанный католик, я был знаком с латынью. Так было ближе моей крестьянской душе. Собор был построен на месте старой тюрьмы Голуэя. Там сидели не только мужчины, но и женщины. Они получали дикие сроки за мелкие преступления — раннее эхо зла монастыря Святой Магдалины. Краем глаза я заметил священника, который остановился и спросил:
— Не возражаете, если я сяду?
Мне хотелось сказать: «Ваша епархия».
Я кивнул. Священник сел в центре. Ему было слегка за сорок, черты лица говорили о его испанско-ирландских предках. Я все еще стоял на коленях и едва не признался: «Я в последний раз исповедовался тридцать лет назад».
Но он не располагал к откровенности, как многие священники. Наоборот, казался суровым и отстраненным. Он сказал:
— Хорошо воспользоваться моментом.
— Верно.
— Вы полицейский… слегка подгоревший полицейский?
Священник улыбнулся, и я ответил:
— Сгоревший.
Он протянул руку и представился:
— Том.
— Джек Тейлор.
Я не ощутил потребности, вбитой в меня в детстве, назвать его святым отцом. Более того, я был уверен, ему это не понравится.
— Иногда я с трудом заставляю себя подняться с постели, — проговорил священник.
Пришел мой черед улыбнуться:
— Но ваша работа обязывает.
Он поднял глаза к небу. Когда это делает священнослужитель, в этом есть смысл.
— Проповеди меня совсем достали, — признался священник — Приходится учить обычных людей, что им делать со своими жизнями, когда они каждый день сталкиваются с жестокой реальностью.
— Можно сказать правду.
Он не был шокирован, даже не удивился.
— Однажды я так и сделал.
— И что?
— Меня вызвал епископ.
— Ого.
— Спросил, не практикую ли я непослушание.
Я подумал и заметил:
— Совсем как в полиции.
Священник усмехнулся и продолжил:
— Что-то подсказывает мне, что вы не ходите по струнке.
— Верно. Я дал одному мужику в морду.
Ему понравилось. Я спросил:
— Как сейчас церковь относится к самоубийцам?
Священник озабоченно взглянул на меня. Я поднял руки:
— Я не о себе… Мой друг повесился.
Священник быстро перекрестился. Я не знал, следует ли мне последовать его примеру. Он сказал:
— Вы неправильно ставите вопрос.
— В самом деле?
— Не лучше ли поинтересоваться, что думает об этом Господь?
— И что Он думает?
— Лично я думаю, что Господь относится к человеку с такими тяжелыми мыслями с глубоким сочувствием.
— Надеюсь, что вы не ошибаетесь.
Священник встал, протянул руку:
— Мне было приятно встретиться с вами, Джек.
Я пожал ему руку и признался:
— Вы облегчили мне душу… святой отец.
Он широко улыбнулся:
— Это и есть моя работа.
— Что же, прошло немало времени с той поры, как священник мне помогал.
Служитель Господа повернулся, поклонился алтарю и исчез. Я тоже пошел к выходу. Монахиня, складывавшая в стопки брошюры, воззрилась на меня. Я сказал:
— Простите…
— Что вы хотите?
— Как фамилия святого отца Тома?
— У нас нет святого отца Тома.
Я описал его, и она сказала:
