— Что вы хотите узнать от меня?
— Когда ты стелила его постель?
— Под вечер, потому что Кри-Кри не участвовал в дневных съемках и встал очень поздно.
— С того момента в комнату кто-нибудь заходил?
— Нет, никто. Только ремонтники с телефонной станции.
— Кто такие?
— Хозяин хотел установить аппарат, фиксирующий телефонные разговоры, и автомат, отвечающий на звонки. Он хотел выяснить, кто же ему звонит и угрожает.
— Эти люди долго работали в доме?
— Они приходили вчера и позавчера, и должны явиться еще сегодня.
— А кроме них, кто еще?
— Почтальон, но он давно обслуживает наш квартал, мы хорошо его знаем, и в дом он не заходит.
— Спасибо.
Видя, что я собираюсь уходить, Луизетта мрачнеет. Видимо, она ждала, что я еще немного побуду с ней.
— Вы уходите? — спрашивает она.
— Да, надо проверить дом, вот только влезу в свои брюки.
— Мы еще увидимся?
В глубине души знаю, что нет, но говорить ей об этом — жестоко. Приходится отвечать уклончиво, оставляя ей надежду, но не связывая себя какими-либо обещаниями.
— Было бы очень печально не встретиться еще раз, Луизетта.
Горячий поцелуй. Может быть, остаться? Она — способная ученица.
— Спокойной ночи или утра!
Регистрационный аппарат находится в металлическом кессоне на кухне. На его красном корпусе я читаю марку, название и адрес агентства. В эту ночь моя команда бодрствует, так как в любой момент может понадобиться подкрепление.
Матье беззаботно дрыхнет в секретном кабинете агентства. Только после шестого звонка, он отвечает мне голосом, похожим на переваренное варенье.
— Рыжик, ты один?
— Э-э-э… Да.
— Так с кем же?
— С Клодеттой.
— А я-то думал, что ты питаешь слабость к Маризе.
— Так оно и есть, но сегодня вечером она не могла… Одно предполагаешь, другим располагаешь. Я вам нужен, патрон?
— Ты знаешь агентство Резольди?
— Что, тайный телефон?
— Да, его устанавливают у Кристиана Бордо, и мне нужны сведения о рабочих, которые производят установку.
— Узнаю, как только откроется их контора.
— Ты меня не понял. Эти сведения мне нужны сейчас!
Наступает молчание. Я слышу, как Рыжий в недоумении скребет затылок.
— Но, патрон…
— Я и без тебя знаю, что сейчас — десять минут шестого.
Весь этаж освещен.
Кри-Кри не может уснуть, несмотря на усталость и снотворное. Он сидит в коридоре, в компании Берюрье. Толстяк стоит перед ним, почесывая поясницу. С повязкой у Кри-Кри — отвратительный вид, и мне невыразимо жалко его. Мой помощник отечески отчитывает его.
— Послушайте, старина, если вы не возьмете себя в руки, то утром вас придется кормить с ложечки. Если распускаешь свои нервы, они окончательно сдают. И тогда что? Психбольница, во всей ее красе: уколы, души, смирительная рубашка. Тем более, в вашем ремесле, где все так распущены. В газетах я читал про вашу жизненную дорогу, и между строк видел теплые компании и оргии — все, что вредно для здоровья. Ну, не распускайте нюни, Кри-Кри. Выпейте еще капельку и спите.
— Я не могу.
— Почему?
— Я боюсь. Я знаю, что сегодня умру.
Тут Берюрье, которому страшно хочется спать, начинает сердиться.
— От тебя тошнит, жалкий мек [1]. Черт возьми, ты — тряпка, ничтожество. Ты что, червяк? Мокрая курила? Что? Тебя кто-то укусил за одно место?
Он продолжает в том же духе, все сгущая и сгущая краски.
Актер терпеливо слушает.
— Мне нужен револьвер, — заявляет он. Мой толстяк возмущен.
— Ну да? Револьвер! А еще что? Чтобы ты сам себя грохнул? Или возьмешь, да пристрелишь девку, когда она принесет тебе какао. Кто знает, что тебе может взбрести в голову? Сан-Антонио, ты слышал этот бред?
Кристиан Бордо подзывает меня.
— Господин Сан-Антонио, я умоляю вас дать мне револьвер. Он — в ящике испанского столика в моей комнате.
— Огнестрельное оружие противопоказано нервным людям, господин Бордо.
— Вы не понимаете. Я, наоборот, успокоюсь. Чего вы опасаетесь? Самоубийства? Разве я похож на человека, способного на такое? Если бы я собирался умереть, разве я боялся бы смерти? А что касается несчастного случая, то будьте спокойны — я использую оружие только в том случае, если мне будут угрожать. Я — не убийца.
Я колеблюсь.
— Сходи за револьвером, Берю, — наконец решаю я.
