Но мы все ей благодарны, потому что это именно она уговорила Часа сходить и послушать игру Джими в нью–йоркском кафе. Не будь её, он никогда бы не добрался до Лондона, он никогда бы не прорвал рамки, ограждавшие его от написания такой великой музыки. Без вмешательства Линды, он никогда бы не стал звездой. Первым, кому она его показала был Эндрю Луг Олдман, менеджер Камней, но он не проявил к нему никакого интереса.
Не знаю, как Джими удалось её уговорить в тот день, но она никогда больше нас не беспокоила. Она продолжала путаться с Роллингами, но уже теперь с Брайаном Джонсом, когда от того к Кит Ричардсу ушла Анита Полленберг.
В тот день я съехала с Гюнтерстоун–Роуд и мы с Джими стали жить в Гайд–Парк–Тауэрс как супружеская пара. В наши первые дни мы много говорили. Он рассказывал о своих детских днях, проведённых в Сиэтле, о своей матери, от его воспоминаний веяло сердечной теплотой, он так красиво всё вспоминал. Рассказал, какой семейной трагедией стала страсть его матери к огненной воде. Мы беспрерывно удивлялись, насколько схожи были наши судьбы.
— Меня передавали из одних рук в другие, — рассказывал он мне, — и в итоге я попал в одну хорошую семью в Калифорнии, в Чэмпсах. У них была дочь, Целестина, и я искренне полюбил. Она была мне как сестра.
Я даже не представляла как много значила для него семья. Я вдруг вспомнила Энджи и её мать, Мэвис, то как я благодарна им за их любовь ко мне, за чувство близости, которое во мне вспыхивало, когда я думала о них. Мэвис, такая большая, настоящая индийская мама, всегда в хорошем настроении, всегда улыбающаяся. Бетти, сестра Энджи, была сама непосредственность. Был ещё брат, Обри, ещё более непосредственный, чем его сестра. Все они приехали из Мадраса после смерти отца, когда Энджи было восемь. Жизненные испытания очень сблизили их.
Эл, — продолжил Джими, — мой отец, однажды явился в Чэмпс, как какой–то бродяга, и объявил нам, что хочет забрать меня с собой.
Я тут же вспомнила Лил, вдруг появившуюся в монастыре после четырёх лет отсутствия.
— Я его очень боялся, он часто бывал со мною очень груб. Даже по пути в Сиэтл, когда я не мог усидеть на месте и начал бегать, он одним ударом сбил меня с ног. Я ужасно рассердился и закричал, что пожалуюсь на него Целестине. Он рассмеялся мне в лицо. Он всегда был такой. Я ушёл в армию, чтобы только быть подальше от всех проблем и Сиэтла, и никогда больше там не появлялся после демобилизации.
— Ему никогда не нравилось моё увлечение гитарой, всегда прерывал меня и посылал меня на поиски работы. Если он ловил меня на том, что я щиплю верёвочные струны на моей швабре, он отнимал её и выгонял из дома.
— Он до сих пор не верит, что я в Англии.
Джими задумался на минуту и видно ему пришла какая–то идея.
— Я ему позвоню, — сказал он. — Я позвоню и скажу, что я здесь, и он не поверит.
— Привет, пап, — сказал он. — Я в Англии.
Я услышала недоверчивый голос на том конце провода, они ещё перекинулись парой фраз и Джими протянул трубку мне.
— Скажи ему, мне он не верит.
— Здравствуйте, — я старалась говорить как можно осторожнее. — Мистер Хендрикс, это правда, Джими здесь, в Англии.
— Скажите моему мальчику, — сердито проскрипел голос, — чтобы он писал мне. Я не собираюсь переплачивать за телефонные разговоры!
В трубке установилась тишина. По лицу Джими было видно, что он чувствует то же, что и я в монастыре, когда другие девочки получали письма из дома, или когда за ними приезжали родители в конце семестра, а я оставалась одна. В такие моменты он был похож на маленького мальчика, которому очень больно, но он терпит.
Я поняла по этим нескольким словам, что Джими ничего не преувеличивал, когда рассказывал о своей семье. Было очевидно, что у него, также как и у меня, никогда не было нормального уюта в семье, где он рос, что оставило нам чувство неуверенности и уязвимости. Час подобрав его в Нью–Йорке, спящего где придётся, и привезя его в Англию, впервые в жизни дал ему ощущение владения своей судьбой. Однажды в Нью–Йорке он делил квартиру с проституткой, они всячески поддерживали друг друга, но ему приходилось много гулять, пока она принимала клиентов. Ему нужна была помощь, чтобы играть свою музыку. Гитара стала спасением от прошлого и я поняла, насколько это важно для него.
