Словом, выспалась я отлично, а это было нелишним, потому что вчера мы с папой долго разбирали гостевую комнату, которую давным-давно не открывали (незачем было, он гостей не любит, и у нас никто посторонний никогда не ночевал), и здорово устали. Выкинули несколько старых стульев, покосившийся шкаф (ну, папа выкинул, мне-то не под силу) и какую-то несуразную тумбочку… Я мыла окна, вытирала пыль, выбивала во дворе ковер и драила полы. Конечно, получился не райский дворец, но вполне приличная комната. А что обои немного выцвели и одного плафона на люстре не хватает, так у меня стен вообще не видно под всякими картинками (папа сперва хотел отругать меня, увидев, как я приклеиваю на стены вырезки из журналов, потом подумал и сказал, что это заметная экономия на обоях — можно менять не целиком, а местами, когда рисунок надоест). Почему мы не позвали Энн? Папа не велел. Сказал, пусть посидит и подумает о том, как лучше себя вести, а мы разомнемся как следует. (Да уж, стоять у него на плечах и смахивать паутину с потолка — лучше разминки и не придумаешь! Впрочем, я же знала, что он меня не уронит…)
— Приехали, — сказал папа, заглушив двигатель.
Я осмотрелась. Симпатичный маленький городок, почти как наш, только, наверно, потише. Везде живые изгороди, аккуратненькие такие, как на картинке. Красиво!
— Мэри, жди в машине, — велел он, надевая фуражку и подхватывая кейс с документами.
— Пап, ты не забыл, о чем я просила?
— Я ничего не забываю, — ответил он. — Идем, Энн!
Он помог ей выбраться из машины (попробуй, выпрыгни из высоченного джипа на каблуках!), и они неторопливо направились к дому номер четыре по Тисовой улице. Забавные такие: папа в форме, подтянутый, невысокий, Энн на своих каблучищах заметно выше него…
Я приоткрыла окно, чтобы лучше слышать.
Вот папа звонит в дверь, настойчиво звонит, резко, требовательно. Это, он говорил, чтобы сразу дать понять: не какой-нибудь коммивояжер или попрошайка пожаловал.
Спят они там, что ли, в десятом часу утра? Хотя ведь выходной… Это у меня побудка в восемь… ну только по праздникам чуть попозже.
Зашевелились! Вот отодвинулась занавеска на окне, кто-то выглянул и тут же в ужасе скрылся, увидев полицейскую форму. (Хоть бы подумали, глупые, патрульной машины нигде поблизости нет, напарника нет… Но это они, наверно, спросонок не сообразили.) Судя по всему, в доме суетились, но, поскольку папа не отрывал пальца от кнопки звонка, вынуждены были открыть.
Первым на пороге появился толстый дяденька с большими усами, в халате. Да за то время, что они возились, папа три раза успел бы форму снять и снова надеть!
— Мистер Дурсль?
— Да, это я. Что вам угодно? — спросил он. Мне с моего наблюдательного поста все было прекрасно видно и слышно.
— Лейтенант Оук, сэр, криминальная полиция, Миддлтон, — отрекомендовался папа. — У меня имеется предписание об изъятии несовершеннолетнего Гарри Поттера, якобы находящегося под вашей опекой.
Я бы на такой фразе сломала язык, а папе — хоть бы что. Привык.
— Что значит — якобы? — не понял толстяк.
— Опека не оформлена должным образом, сэр, — пояснил папа абсолютно спокойно. — Ну а поскольку у ребенка обнаружились более близкие родственники, то суд постановил передать его под их опеку.
— Какие еще более близкие родственники?! — встряла сухопарая женщина, тоже в халате. Фу, неужели так сложно быстренько надеть брюки и свитер, а не вылетать на улицу в домашнем? Хотя мы и дома никогда так не ходим. Халат — это чтобы дойти от постели до ванной и обратно, если холодно, и все.
— Вот, мэм, — тот указал на Энн.
Миссис Дурсль ахнула, схватилась за сердце и начала оседать на мужа. Тот кое-как поймал ее, встряхнул, она выпрямилась и уставилась на Энн.
— Лили… ты?!
— Здравствуй, Петуния, — сказала та ровным голосом.
— Но… но…
— Я не умерла, — предвосхитила Энн вопрос. А, вот зачем папа поднял ее на час раньше, чем нужно, и заставил трижды смывать макияж и накладывать его заново — чтобы она выглядела помоложе! — Долго объяснять, извини. Я могу увидеть сына?
Мистер Дурсль поперхнулся и побагровел.
— Гарри! — крикнул он вглубь дома. — Иди сюда! Гарри! Не слышит, заигрался, наверно, паршивец, сейчас я его приведу…
