Я рассмеялся.
— Ну да, она рано утром ушла.
Я думал, Кейт положит трубку.
— Я спросила, как она? — повторила Кейт. Не то чтобы агрессивно, но уже близко к этому.
Я ответил на вопрос.
— Честно говоря, не в моем вкусе. Глуповата. Я спросил, кто ей больше нравится из «Старски и Хатч»[90], а она сказала — Хатч, хотя все знают, что Старски был круче, потому что у него машина была лучше, и свитера, да и вообще Хатч — кретин.
— По-моему, это ты ведешь себя, как кретин, Вилл.
— Может быть.
— Определенно.
— Возможно.
— Несомненно.
— И что же нам делать? — спросил я.
— Я положу трубку, — твердо сказала она, — и больше никаких разговоров. Никогда.
— Ну пока тогда.
— Успехов.
Она бросила трубку.
Я встал с кровати и закрыл окно. Солнце уже ушло. Соседский пес в исступлении облаивал белку на дереве. Я подумал, может стоит одеться и позавтракать? Я старался думать о чем угодно, только не о Кейт и не о том, какой я идиот. Я снова залез в постель и укрылся одеялом с головой.
Если не задумываться, неопределенный статус наших взаимоотношений мог позволить моей совести спать спокойно. Но не тут-то было. Если тому, что между нами возникло, не было подходящего имени, это еще не значит, что на это можно наплевать. Мое вранье не могло не обидеть Кейт, потому что, если бы такое наговорили мне, я бы почувствовал себя опустошенным. Я просто собрал в кучу все самые отвратительные штампы поведения «настоящего мачо» и бросил ей в лицо. Я хотел, чтобы Кейт меня простила. Но этого мало — я хотел, чтобы мы снова стали друзьями. У меня был номер ее телефона. Я нацарапал его на обложке одной из тетрадок моих школьников — на тетрадке Лиама Феннеля, если быть точным, во время нашего доисторического разговора о смерти. Я помню, как в тот момент подумал, что этот ее жест означал поворотный момент в нашем знакомстве: она позволяла мне войти, стать частью ее жизни, она показывала, что доверяет мне, — единственным доступным ей способом. Это было нечто столь же личное, как поцелуй.
— Алло?
— Привет, Кейт, это я, — тихо сказал я. — Прости. Послушай, мне правда очень стыдно. Только не клади трубку, пожалуйста.
— А почему бы и нет? — сердито сказала Кейт. — Ты ведь не хочешь говорить со мной. Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы все было как раньше, — сказал я. — Мы можем вернуться к этому?
— Нет.
— Почему?
— Потому.
Я понял, что она имела в виду под этим «потому», и она тоже поняла, что я это понял.
— Понимаю. Прости меня. Я соврал. Соврал, что был вчера в Вест Энде. И про то, что девушку вчера встретил, тоже соврал. Я ходил в паб, здесь, по соседству, один. Я впал в тоску и напился (именно в таком порядке), вернулся домой, позвонил моему бывшему лучшему другу и поругался, а потом заснул. — Я помолчал. — Просто хотел это тебе сказать.
— Вот и сказал, — отозвалась Кейт, будто ей было все равно.
— Я понимаю, это меня не извиняет…
— Очень верно.
— Я придал новую глубину и обогатил значение понятия «придурок».
— И выражения «втаптывать себя в грязь», — добавила Кейт.
Лед между нами понемногу растаял, все постепенно вернулось на свои места, и вот мы уже болтали с прежним задором и энергией. Я рассказал ей подробно о вчерашнем вечере, хотя и избежал упоминания об арчвейской Ким Вайлд. Ее мой рассказ немало позабавил, но кроме того, по-моему, встревожил.
— Вилл, — осторожно сказала Кейт.
— Да? — отозвался я.
— Ты же понимаешь, что ведешь себя более чем странно.
— Ты о чем? — спросил я. — Но я же еще не совсем сбрендил, а?
— Ну… — протянула она.
— Ну?.. — переспросил я.
— Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало бестактно, но мне кажется, что если бы я остановила на улице сотню представителей пресловутой общественности и рассказала им, что вчера ты раскромсал демо-кассету своего лучшего друга и отправил ее ему по почте, потом позвонил и оставил оскорбительные сообщения на автоответчике, уныло сидел в одиночку в пабе…
— Не забудь еще, что я одержим девушкой, которая уже три года как меня бросила, — вставил я.
— Да, и это тоже. Добавить еще, что ты разговариваешь по телефону с незнакомыми людьми и рассказываешь им выдуманные истории о том, как ты проводишь свои вечера… Ты ведь и про то, что к Марксу на могилу с друзьями ходил, тоже соврал. Ты ходил туда один, правда?
