* * *
На протяжении всех тех долгих месяцев, которые Нати провела в неподвижности, она ежедневно писала письма Фиделю. Письма шли беспрерывным потоком. Обычно они сопровождались газетными вырезками. Так Фидель узнавал об основных событиях, происходящих на Кубе. Нати стала его добровольным секретарем, политинформатором, стремясь, как и прежде, помогать ему.
Мог ли он после всех этих проявлений искренней любви сомневаться в ее чистосердечии? И тем не менее Фиделю требовались другие подтверждения. Он обратился за помощью к своей сводной сестре Лидии, прозванной Перфидией, то есть коварной. Эта женщина в свое время хорошо сориентировалась в обстановке и присоединилась к делу повстанцев. Сейчас Лидии Перфидии было поручено изучить все пятнышки и отметины на теле новорожденной.
Визит мужеподобной Лидии трудно было назвать дружеским. Но Нати встретила ее, как посланницу Неба.
— Как вы назвали малышку? — спросила Перфидия.
— Алиной. А-лина, в честь ее бабушки…
— Я могу увидеть девочку? Фидель попросил меня хорошенько на нее посмотреть.
— Конечно! Конечно же, можете! Тата Мерседес, принесите ребенка!
Лидия Перфидия приподняла левый рукав распашонки, в которую была одета малышка.
— По крайней мере, я вижу треугольник из трех родинок.
Затем. Лидия Перфидия перевернула младенца на животик, чтобы хорошо рассмотреть левую ножку.
— Вот это пятнышко под коленом! Эта малышка — Кастро! — торжественно объявила гостья.
Вместо того чтобы почувствовать себя глубоко оскорбленной, Нати испытывала совсем другие чувства. Ее признали, и она была признательна за это.
— А это подарки от Фиделя.
Мать получила что-то наподобие цирковых колец и браслет из мексиканского серебра. Дочери достались платиновые серьги с жемчужинами.
Нати чувствовала себя так, будто она получила признание богов Олимпа. Теперь, наконец, она могла спокойно отдохнуть.
* * *
Когда Фидель высадился с борта крохотной яхты на берег, где его поджидала смерть, едва ли не самым близким человеком для Нати стала мать Фиделя.
Лина отправилась в Гавану, чтобы познакомиться со своей внучкой. Сжав руку Нати, она сказала:
— Не бойся, девочка моя. Сегодня ночью мне явился апостол Яков на белом коне. Он сказал, что мой сын жив.
Успокоив таким образом Нати, она добавила:
— Я не уйду из этой жизни, не позаботившись о своей внучке. Я заложила бриллианты кассиру поместья в Биране. Они достанутся Алине.
Нати оправилась от родов так же быстро, как и от всех своих катастрофических заболеваний.
Вступая в конкуренцию с журналом «Life», она пыталась подсластить пребывание Фиделя в горах Сьерры-Маэстры, отправляя ему самые изысканные сладости. В роли посланницы иногда выступала мать Нати, Натика. Несмотря на презрительное отношение к этому «подонку общества», она поддерживала свою дочь в ее мнении о том, что у Алины должен быть отец. Впрочем, проблема отцовства остро не стояла, поскольку Орландо, прекрасно обо всем осведомленный, повел себя как истинный рыцарь и великодушно предложил зарегистрировать новорожденную на свое имя, во избежание возможных неприятностей для девочки в будущем. Подвергая свою жизнь опасности, Натика относила к подножию Сьерры-Маэстры деньги и горы шоколада. Несчастная женщина всегда была фаталисткой, покорной своей судьбе.
Фидель очень любил французские лакомства от Потена, самой знаменитой кондитерской Ведадо. С одинаковым обожанием он относился к шоколаду и литературе. Нати же получала от него в качестве сувениров стреляные гильзы.
Нати необходимо было отрешиться от реальной жизни, чтобы вынести все оскорбительные слухи об отцовстве ребенка и чтобы не думать о будущем, которое с трудом обрисовывалось. Ей нужно было потратить немало сил, чтобы не согнуться под тяжестью грусти, которую щедро сеяла вокруг нее любовь. Но именно благодаря этой любви она смогла пережить и грязные слухи, и тревожные мысли о будущем, и грусть, рожденную любовью.
Когда почти три года спустя Фидель вошел в Гавану с победой, убившей в нем всякое уважение к людям, он был уверен, что вся эта история осталась в далеком прошлом. Ребенок перестал быть символом любви. Он превратился в помеху, в живой упрек. Он породил у Фиделя комплекс вины. Если ключ, когда-то предложенный молодой красивой гаванкой, открывал перед Фиделем страну чудес, то этот ребенок, напротив, делал невозможным вход в эту прекрасную страну.
