Имидж Эрнесто очень чувствуется на острове, но трудно измерить его фактическое влияние на политику Кубы. В кубинских школах ученикам преподают подвиги Че, о нем говорят как о герое страны, но его мысли не изучены. Мало тех, кто знаком со всей их глубиной. Министерства промышленности больше не существует, нет и волонтерской программы работы, которую он создал и которая была в первую очередь тем, что я называю «генератором совести», ибо ее назначение было вовсе не экономическим, а социальным и гуманитарным.
Кубу обвиняют в репрессиях. И это Соединенные Штаты смеют осуждать нарушения прав человека, в то время как они сами имели тюремный лагерь в Гуантанамо на Кубе аж с 2002 года, и он был центром внесудебного задержания, где арестованные могли содержаться в течение неограниченного времени! В действительности на Кубе не было никаких реальных политических репрессий. Теперь мы знаем, что пятьдесят три задержанных, о которых так много говорили как о несчастных политических заключенных, были на самом деле агентами ЦРУ, обнаруженными кубинскими спецслужбами! Кроме того, большое количество так называемых диссидентов на Кубе были наемниками, которых поддерживали Соединенные Штаты. И что Куба должна была делать? Дать им спокойно творить то, что им хочется? Если ЦРУ стремилось дестабилизировать остров путем создания антикастровских организаций, то очевидно, что Куба вынуждена была защищаться! Сколько раз ЦРУ совершало попытки убийства Фиделя? Куба подвергалась нападениям в течение пятидесяти четырех лет, в то время как она сама не напала на Соединенные Штаты. И нас все это время пытались убедить, что именно она представляла опасность для мира во всем мире! Что ответил Че в 1964 году в интервью для программы CBS «Face the Nation», когда журналисты спросили его, как он видит американо-кубинские отношения? «Что хочет Куба, так это, прежде всего, чтобы Соединенные Штаты оставили ее в покое. Нам не нужен конфликт. Мы хотим, чтобы вы забыли про нас. Это все, что мы просим, и это довольно просто». Но Соединенные Штаты не могли забыть Кубу. Они стали словно одержимы ею. В последние десятилетия они лишь тиражировали ложь. Например, что люди не могут свободно выражаться. На Кубе мы были свободны непринужденно говорить на улице, и никто не приходил потом и не предъявлял счет. Что мы не могли делать свободно – так это высказываться в газетах. Еще один малоизвестный факт – это выборы. На Кубе, кстати, имеется гораздо больший выбор, чем в любой другой стране. Да, там нет прямых президентских выборов, но есть множество выборов муниципальных, региональных и парламентских. Национальное Собрание Кубы состоит из шестисот двенадцати человек, избранных народом. И никто не приставляет им пистолет к голове, чтобы заставить голосовать каким-то определенным образом.
Предал ли Фидель Че, бросив его в Боливии? Послал ли он его на новую войну, чтобы избавиться от него, чтобы удовлетворить советских лидеров, которых Эрнесто начал критиковать в своих речах? Ничто до такой степени не далеко от истины. Фидель и Че имели общие взгляды на мир и революцию, необходимую для того, чтобы положить конец нищете, которую капитализм и его альтер эго империализм навязывали людям. Но Фидель должен был остаться на Кубе, а Че хотел отправиться сажать семена независимости, равенства и социалистических идеалов в других странах. Он покинул Кубу добровольно. Его переписка не может более ясно выразить его мнение по этому вопросу. Эрнесто был врагом крупных компаний, транснациональных корпораций и капитализма, а Фидель имел других врагов. Но так как Че был убит и похоронен, стали нападать на Фиделя, который остался жив. Фидель принял на себя роль плохого парня, козла отпущения. Он стал предателем и трусом. При этом именно Фидель взял на себя заботу о детях Эрнесто, которые называли его tio (дядя) и нежно любили. Вот доказательство его деликатности по отношению к нашей семье – кубинское правительство предотвратило публикацию знаменитой фотографии смерти Эрнесто, той самой, что так травмировала меня 10 октября 1967 года, а также фотографии его отрубленных рук. Из соображений порядочности по отношению к нам и потому, что это было слишком болезненно.
