Что я мог сделать, кроме как сеять семена?
Случай порой творит хорошие вещи. Хоть моя авантюра с кафе-рестораном и закончилась плохо, она, по крайней мере, дала мне возможность встретиться с французской журналисткой Армеллой Венсан и сделать эту книгу. Действительно, именно за столиком в epicúreos родилась наша дружба, и было это в 2007 году. Аргентинская подруга рассказала ей обо мне после прочтения интервью – моего первого – в ежедневнике «Página 12», в котором я утверждал, что государство должно произвести обещанные репарационные платежи политическим заключенным за их пребывание в тюрьме, потому что оно медлило с выполнением этого своего обещания. Когда Армелла узнала о моем существовании, она сразу же захотела встретиться со мной. Как и большинство людей, она никогда не рассматривала возможность того, что Че мог иметь брата, да еще живого! Она немедленно отправилась на мои поиски в квартал Лас-Каньитас (интервью не уточняло ни названия, ни адреса epicúreos), и наконец она нашла меня. Она представилась и попросила меня об интервью. Я отказался. Просто в то время я не был готов. Но я пригласил ее на кофе. Ее сопровождал ее аргентинский муж. Мы много говорили. Я немного рассказал о своей семье. Армелла выглядела весьма заинтересованной. Мы встретились на следующий день в обед. В ходе беседы я узнал, что Клаудио, муж Армеллы, бежал из Аргентины в 1974 году после того, как его задержали за революционную деятельность, и он принимал активное участие в движении Гевары. Это неизбежно создало некие особые связи. Итак, я, в конечном итоге, дал интервью Армелле. Она написала обо мне во французском журнале «L’Amateur de cigare» («Любитель сигар»). Мы оставались на связи. Когда мы встретились в Буэнос-Айресе в марте 2015 года, я сказал ей, что хотел бы теперь почтить память моего брата, и она предложила мне идею книги. Так родилась эта книга, вышедшая во Франции.
Я отказывался говорить об Эрнесто в течение многих лет. От скромности, по молчаливому соглашению с моими братом и сестрами, в качестве реакции на моего отца, который активно играл роль «отца Че» на Кубе, и, без сомнения, из-за страха. Зачем говорить, что я был его братом? Чтобы меня убили? Действительно, уже после диктатуры, когда опасность миновала, я не задавался вопросом, почему я до сих пор чувствовал себя столь некомфортно от одной мысли о том, чтобы коснуться темы нашего родства. Это был очень личный вопрос. Че был моим братом, прежде чем его увенчала слава героя. Я боялся использовать его память, как это сделали многие другие. Поэтому я молчал, постоянно сталкиваясь с его изображениями на улицах по всему миру, где он продолжал существовать уже в качестве легенды. Этот миф был невыносим для меня и навсегда таковым останется.
Однажды, в октябре 1973 года, я был на Кубе с семьей, когда с моим сыном Мартином случился очень тяжелый приступ астмы. Предполагаю, что он унаследовал эту болезнь от своего дяди Эрнесто, как и его брат Пабло. Двое моих сыновей были астматиками. Но не я. У меня появились весьма странные проблемы с легкими при выходе из тюрьмы, но это была не астма. Я отвез Мартина в клинику Боррас, больничный комплекс в Гаване. Его случай оказался настолько серьезным, что врачи решили госпитализировать его и перелить ему сыворотку крови. Он едва мог дышать.
Конечно, благодаря моему имени докторша узнала меня. На следующий день она отвела меня в сторону: «Сеньор Гевара, – сказала она, – мы хотим пригласить вас принять участие в церемонии, которая состоится завтра. Мы будем вручать награды лучшим сотрудникам от имени Че и рассчитываем на ваше присутствие». Октябрь – это месяц мероприятий, посвященных смерти Эрнесто и Камило Сьенфуэгоса. Я отказался, объяснив, что предпочитаю молчать и что я прибыл в больницу, потому что мой сын болен. Врач была маленькой, но крайне авторитарной, и она ничего не хотела слушать. Она посмотрела на меня горящими глазами и заявила тоном, не терпящим возражений: «Послушайте меня, сеньор Гевара. Вы имеете полное право говорить или не говорить. Однако мне кажется, что ваша позиция состоит в том, что вы – большой эгоист. Всем известно, что вы тут не имеете ни малейшего представления о вещах, которые вы могли бы сказать, и вы зарыли все это глубоко внутри себя. Если предпочитаете держать их в себе, это ваш выбор, но я не согласна». Я был поражен.
