* * *
Однажды ночью, во время моего первого пребывания в Роусоне, пришли за четверыми из нас. Сказали, что нас отвезут на военно-морскую авиабазу «Алмиранте Зар» в Трелью, что это обычный «административный перевод». Мы же были убеждены в том, что нас собираются расстрелять. Так, в частности, шесть политических заключенных из числа леваков были убиты 22 августа 1972 года. Одним из методов, широко используемых военными, чтобы стрелять в заключенных «на законных основаниях», была имитация их побега. Хунтой действительно был принят закон о побегах, чтобы оправдать подобного рода убийства. И вот грузовик, перевозивший нас на базу, вдруг остановился в безлюдном месте. Рядом стоял еще один автомобиль с потушенными фарами. Нас высадили. Мы посмотрели вокруг и все поняли. Все уже было готово. А потом они обвинят нас в том, что мы пытались бежать и что они вынуждены были в нас стрелять.
Но на самом деле нам приказали идти к другой машине. Когда мы прибыли на базу, нас подтолкнули к небольшому самолету. И я снова оказался в Вилла-Девото. Меня поместили в камеру вместе с другими заключенными. Через много лет стало известно, что военные разделили политических заключенных на три категории: исправимых, трудноисправимых и неисправимых. Я принадлежал к третьей категории. Надо признать, я не был образцовым заключенным. Я постоянно протестовал. А что я еще мог сделать при том образовании, что я получил, и с таким братом, служившим для меня примером! Так я оказался в каком-то подвале. Затем через каждые три-четыре часа ко мне приходили, ставили меня под холодный душ, пока я не начинал буквально околевать от холода. Затем меня вернули в мою камеру, мокрого и полуголого. В то же самое время у меня забрали матрас и не давали мне есть. Любая мелочь приводила к наказанию, как правило, к избиению, призванному сломить любого из нас. Но для большинства это не срабатывало, потому что мы твердо придерживались убеждения: мы не преступники. Мы понимали, почему нас бросили в тюрьму. Плюс нам удавалось поддерживать контакты. Они так и не смогли полностью пресечь связи или полностью уничтожить нас. Мы были организованными в тюрьме.
* * *
При моем четвертом переводе я был доставлен в Ла-Плату, расположенную в провинции Буэнос-Айрес. Я не могу описать внешний вид тюрьмы, ибо меня туда привезли ночью и в фургоне. Нас встретили ударами. Это была страшная тюрьма, место пыток и исчезновения задержанных. Они отделили меня от других и привели в кабинет начальника. Он выбрал меня в качестве делегата от заключенных, чтобы заявить, что ему не нужны проблемы, что он будет уважать нас и давать нам некоторые поблажки – то, чего военные никогда не делали – по крайней мере, если мы будем сохранять спокойствие. Он хотел дожить до выхода на пенсию без проблем. На самом деле его вскоре заменили на военного. С усилением репрессий тюрьмы постепенно перешли под контроль армии. Большое количество политических заключенных, таких как «монтенерос» Орасио Рапарорт и Анхель Георгиавис, были убиты в Ла-Плате – якобы при попытке побега. Корпуса № 1 и № 2 были отведены для неисправимых типа меня. Было лето, стоял ужасный зной, а мы должны были носить тюремные робы из плотной ткани, царапавшей нам кожу. Их было запрещено снимать. Я выразил протест и оказался в карцере. К подобному я уже привык. Следующей зимой они сделали наоборот. Нам раздали очень тонкие робы, в которых мы замерзали.
В ночь на 22 августа тюремщики пришли за пятью задержанными в изоляторе. Дата была символической из-за резни в Трелью, упомянутой мной выше. И мы вновь пришли к выводу, что нас расстреляют, и мы вообще потеряли всякую надежду, когда военный, сопровождавший нас, спросил у охранника, где наши личные вещи, а тот ответил, что нам они больше не понадобятся. Мы все были из разных камер, но мы друг друга знали. Мы понимали, что мы все отличились с политической точки зрения. Там был один товарищ, бразилец, лидер «монтонерос», другой был партизаном, воевавшим с Фиделем на Кубе, третий – лидером PRT. Нас поместили в фургон, который вдруг остановился где-то на открытой местности. И снова рядом стоял автомобиль с потушенными фарами. На этот раз мы были уверены, что погибнем. Вовсе нет! Нас просто перевезли в Сьерра-Чика. Позже я узнал, что там в ту ночь произошло массовое убийство заключенных, и наша маленькая группа была спасена в последнюю минуту военными по причине, не известной мне и поныне. Мы так никогда и не узнали, почему нам удалось спастись, но пришли к выводу: когда нас уже собирались расстрелять, кто-то отдал противоположный приказ. Военные имели свои сферы влияния, четыре по всей стране, а они, в свою очередь, были разделены на 19 зон и 117 секторов и подсекторов. Каждый генерал был полным руководителем своей зоны и имел право даровать жизнь и убивать пленников, находившихся «под ним».
