Консерватории в Светлорецке не было, но Дворец культуры был. И каждое утро Андрей слушал там игру Ани на рояле. И полюбился ему этюд Скрябина (Соч. 2 э 1), который Аня играла особенно проникновенно.
В медицинский техникум она все же поступила и стала все дни просиживать за книгами и тетрадками. И каждый вечер Андрей приходил к Денисюкам, чтобы видеться с Аней. Дениска был рад старому другу.
Огромный, мускулистый, с квадратным лицом и пробивающимися усами, Денис окончил ПТУ и работал на заводе водопроводчиком. Он увлекался тяжелой атлетикой и астрономией.
– Да я ж тебе дам глянуть в мою подзорную трубу-телескоп! Сам сварганил. Марс побачишь.
– Неужели и каналы видно? – интересовалась Аня.
– Да ни, каналов не видать. А звездочка горит добре.
Андрей не интересовался астрономией, он весь была своем проекте, но Аня увлеклась Денисовой трубой, и Андрей даже ревновал Аню если не к Денису – это было бы смешно, – то к его трубе.
Однажды Андрей принес письмо от Сурена.
– От Сурена? – заволновалась Аня. – Где же он?
– Адрес странный – город не указан… он ведь на такой работе… – объяснил Андрей.
Аня понимающе кивнула.
– Поздравляет с поступлением в институт, велит стать инженером. И напоминает про общество «Мосты вместо бомб». Помнишь?
– Ну конечно, помню, Андрюшка – всплеснула руками Аня. – Что же мы с тобой думаем? Надо же собирать друзей проекта!
– Верно, – согласился Андрей. – Я прочитаю доклад в студенческом кружке в институте.
– А я? А Денис? Нужен городской доклад.
Так и порешили. Молодым ведь все кажется просто.
Светлорецкий индустриальный институт помещался в старинном демидовском доме с толстыми, как в монастырях, стенами и в новом, пристроенном к нему, корпусе со светлыми, широкими окнами и стенами в полтора кирпича.
Зимой в новом здании было отчаянно холодно, а в старом жарко. Поэтому в перерыве между лекциями студенты бежали из нового здания в старое погреться, а из старого в новое покурить и хоть немного прийти в себя после «бани».
Едва раздавался звонок – и два потока людей устремлялись навстречу друг другу, сталкиваясь в коридорах, устраивая веселую толчею, в которой каждый студент со смехом пробивался в своем направлении.
Это стало институтской традицией. И даже в сентябре, когда еще не начинали топить и в обоих зданиях была одинаковая температура, студенты в перерыве все равно устраивали свою обязательную толчею.
Но даже старшекурсники и преподаватели не припоминали такой давки в коридорах института, как после доклада Корнева о постройке моста в Америку через Северный полюс.
Между скептиками и энтузиастами разгорелся жаркий спор, который иногда напоминал потасовку.
– Четыре тысячи километров! Гигантомания какая-то! Нефтепровод такой не уложить, а здесь…
– А трубу в один километр можно построить?
– Ну, можно…
– Помножь на четыре тысячи. Возьми в помощь счетную линейку.
– Э, брат!
– Что «э»?
– А что вы думаете, Никандр Васильевич?
– Что ж, человек значительно раньше начал мечтать о полете, чем полетел…
– Но ведь это не просто мечта… он подсчитал!
– Николай! Не шуми! Имей в виду, английский язык будешь сдавать не в девятой аудитории, а на Клондайке, в салуне Кривого Джима. Только не рассчитывай в поезде повторить – не успеешь! Скорость слишком велика.
– А что ты думаешь? Какие станции строим? Каналы через пустыню прорываем? А трубу утопить не сумеем?
– Вот именно – утопить! А ты представляешь, как ее спустить?..
– С якорями он здорово придумал! Получается цепной мост, подвешенный ко дну, перевернутый вниз головой…
– Вот насчет «вниз головой» – это верно. Только так и можно такое выдумать!
– А ты выдумаешь? Ты и задания-то у других списываешь.
– Полегче!
– Ты сам не толкайся!
– Товарищи, дайте пройти профессору Гвоздеву.
– Семен Гаврилович! А как вы на это смотрите?
– Простите, товарищи, спешу, спешу. О вас же надо заботиться. А доклада не слышал, ничего сказать не могу. Простите, дайте пройти…
