Андрею хочется поцеловать девушку. Он робко оглядывается. Но в тамбуре никого не осталось, чуткие пассажиры все ушли в душный вагон. И Андрей целует Аню… У обоих кружится голова… И они целуются снова и снова до тех пор, пока не раздается покашливание сзади.
Это вошел в тамбур старичок кондуктор с флажками.
– Светлорецк, детишки. Подъезжаем! – говорит он, пряча улыбку.
Приходится вставать. А так можно было ехать сто лет! Нет гор красивее, нет реки прекраснее, нет времени счастливее!
Наступил вечер, и, конечно, ехать в загс с вокзала было уже поздно. К тому же Аню неожиданно встретил Андрюшин дружок, Денис Денисюк, отец которого, рабочий завода, знакомый Ивана Семеновича по Кривому Рогу, прислал за Аней, чтобы привезти ее к ним в семью. Андрей настаивал было, чтобы Аня ехала не к Денисюкам, а к нему, но Аня решила, что до загса неудобно.
Когда Андрей, придя домой от Денисюков, сказал Степану о своем решении жениться, брат пришел в неописуемую ярость.
– У тебя есть голова или нет? – едва сдерживая себя, говорил он. – Ромео и Джульетта! Одному девятнадцать, а другой семнадцать лет!
– Скоро будет восемнадцать.
– Так вас, сопляков, и в загс-то не пустят.
– Пустят. Аня узнавала. Для женщин бывают исключения… даже в шестнадцать лет.
– Глава семьи! – издевался Степан, глядя на побледневшего брата. – Ну что мне с тобой делать? Проекты, женитьбы! Ну, на – занимай всю квартиру, а я пойду учиться к профессору Гвоздеву.
Раздраженный, он вызвал на ночь глядя машину и поехал в цеха. Вернулся только под утро.
Андрей тоже не спал. Он твердо решил, что они с Аней не будут жить у брата. В институтском общежитии им, конечно, предоставят комнату для семейных. Все должно выясниться завтра, когда Аня отнесет свои документы в институт.
Действительно, назавтра все выяснилось.
Аня, счастливая, поражаясь всему, что видела, – заводу, городу, пруду, – отнесла в институт, куда держал экзамены Андрей, документы и справку из Московского университета о том, что ее зачисляли студенткой.
Но нет света без тени: Андрея приняли, а ее нет.
У директора института профессора Гвоздева был свой взгляд на «девиц, помышляющих об инженерстве». Он считал, что в большинстве случаев они идут учиться зря. Выйдут замуж, народят детей, бросят работу, и пропали все государственные средства, затраченные на их обучение. Есть для женщин и другие специальности, кроме строителей, механиков и горных инженеров. И ко всем девицам «с косичками и без оных» профессор Гвоздев относился сурово.
Вот почему ни в чем не убедила его и Анина справка из университета. Гвоздев нашел формальный предлог: пропущены все сроки, – и отказал ей.
– Я ни за что не уеду в Москву! – сказала Аня, вытирая слезы, когда они с Андреем шли из института.
– Зачем же в Москву? – спросил Андрей. – Ведь мы же… подали заявление в загс.
– А общежитие?.. Ты ведь сам сказал, что у брата не будем жить… Вот придется теперь ждать! – со слезами в голосе говорила Аня. – Но я все равно не уеду, буду около тебя. Расскажи мне, какие еще институты есть у вас в Светлорецке?
– У нас больше нет институтов… ни одного.
Аня опять заплакала.
Андрей не знал, что делать, смутился. Он не переносил женских слез. Он хотел остановить ее хоть чем-нибудь, хоть на минуту:
– Слушай, Аня… ну не плачь… знаешь… я ведь пишу стихи.
– Стихи? – удивилась Аня и посмотрела на него украдкой.
– И у меня есть стихи… Понимаешь… они мне очень теперь помогают…
– Разве ты поэт?
– Послушай, но это не те, что я написал у Илизарова. Это – в поезде.
С жизнью в бой вступай смелее,
Не отступай ты никогда,
Будь отчаянья сильнее –
И победишь ты, верь, всегда!
– Вот как? – Аня робко улыбнулась. – Как ты сказал? Будь отчаянья сильнее… Здорово! Ну хорошо, буду, – тряхнула она волосами и стала вытирать слезы. – А техникумы здесь есть?
– Есть! – обрадовался Андрей. – Лесной. Жаль, это никакого отношения не имеет к Арктическому месту. И есть медицинский…
– Медицинский? – оживилась Аня. – А помнишь корабельный госпиталь? Я тогда себе слово дала, что если… ну, понимаешь… если… то я на всю жизнь пойду в медицину.
– Так ведь я же… Ну, выздоровел…
