Выражение напряженности на лицах студентов исчезло. Вот это здорово! В самом деле, куда же девается все это богатство?! И студенты аплодируют: становится так шумно, что председатель вынужден стучать карандашом по стакану, призывая к тишине и порядку.
Тем временем из задних рядов, от двери, не ожидая приглашения, торопливо шагает резкий в движениях какой-то взвинченный молодой человек. Он сразу, как иногда говорят, наскакивает на своего оппонента.
— Скажите, — говорит он задиристо, — почему у вас не издали роман Пастернака «Доктор Живаго?»
Он быстро убегает с трибуны под дружный одобрительный шум в задних рядах.
«Что-то теперь скажет лектор», — думают студенты, предвкушая интересное.
А лектор начинает откуда-то издалека.
Он рассказывает про отца Бориса Пастернака, известного русского художника, одного из первых иллюстраторов произведений Льва Толстого. Он говорит про первые стихи поэта Пастернака, полные веры в революцию и силы народа. Он называет Пастернака одним из лучших переводчиков стихов.
— Теперь про другую сторону жизни, — говорит оратор. — Вы знаете, сколько крови пролил ваш народ за вашу свободу, сколько жизней унесла борьба. Вы здесь потому, что многие из тех, кто сражался против колониализма, уже никогда не встанут. Как бы вы отнеслись к вашему писателю, если бы он стал глумиться над гибелью людей и стал бы рисовать картины борьбы, войны неправдиво, фальшиво?
Кто то начинает аплодировать.
— Кого вы знаете из лучших писателей Советского Союза?
Откликаются быстро: Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой, Чехов, Достоевский.
— А кто вам известен из современников?
Пауза.
— Горький! — кричит кто-то.
— Шолохов, — называют в другом ряду.
— Остановимся на минуту, уважаемые слушатели. Вы называли Михаила Шолохова. Вы ведь слышали о нем раньше, чем о Пастернаке?
— Да, конечно, — соглашается аудитория.
— А кто лучше пишет?
— Шолохов! — кричат студенты.
— А почему же Шолохова не называют кандидатом на получение Нобелевской премии? Как вы думаете — почему?
— Над этим надо подумать! — кричит кто-то.
В аудитории становится шумно, раздаются аплодисменты, слышен смех.
А тем временем во многих местах поднимаются руки желающих сказать, и к трибуне идет новый оратор. Он благодарит за лекции. Но он хочет узнать, почему же всегда надо все связывать с политикой?
— Ах, опять эта идея искусства для искусства, — безнадежно машет рукой руководитель кафедры литературы.
Ответ лектора:
— А как вы сами думаете, желание присудить премию Борису Пастернаку — искусство или политика?
Снова возникает шум, и снова надо стучать карандашом по стакану.
— Представим себе, — продолжает лектор, — что здесь происходит собрание, посвященное освобождению Западного Ириана от колонизаторов. Ведь это исконная территория Индонезии. Народ возмущен тем, что голландцы не уходят оттуда. И вот на таком собрании просит слова поэт и начинает читать про красивое небо, райских птиц и прочее. Как вы к нему отнесетесь? Конечно, нужна и лирика, но нельзя в поэзии жить вне времени и пространства.
— Хорош будет поэт, если, глядя на то, как борется народ, он будет говорить: «Меня политика не интересует. Вы боритесь, а я тем временем полюбуюсь на звезды, на луну, на орхидеи».
Кажется, найден общий язык — в аудитории слышны гул одобрения, аплодисменты.
Студенты шумно выходят на улицу. На какое-то мгновение можно увидеть улыбающиеся глаза, прощальный взмах рукой.
Да, трудно разобраться в этом беспокойном мире. Но разобраться можно и нужно.
И друзья едут, забыв в этот час про футбол, про последний фильм-боевик, и продолжают о чем-то спорить, может быть, о трудном положении богов, которые иногда не знают — кому же надо помочь и кого надо наказать.
А может быть, и про то, какая это удивительная, манящая чем-то к себе страна — Советский Союз.
