Вообще-то, русские жили в этих местах, со времен Великого Новгорода. И Шпицберген раньше звался – Грумант; и стояли по этим берегам поморские деревни – еще прежде, чем тут начали селиться викинги; и еще в веке девятнадцатом, граница была тут условным понятием – и роднились семьями, и переселялись свободно, но бывало, и бились насмерть, за охотничьи угодья. Однако самая волна пошла, в революцию и двадцатые – бежали и "бывшие", и "крепкие хозяева", и верующие сектанты, да просто те, кто желал подальше от огня гражданской (впрочем, как раз в это время, в восемнадцатом-девятнадцатом, знаменитый Амундсен совершил первую кругосветку, через наши полярные воды – плыл себе сквозь льды, пока где-то воевали с Колчаком).
Наш хозяин, Олаф Свенссон – Олег Свиньин – был похоже, из последних. Хотя в разговоре старательно избегал – прямых ответов. То, на чем мы плыли сейчас, было его "семейным предприятием" – старшая женщина была его женой, молодая и один из парней – его дочерью и сыном, второй парень – муж дочери. Жили они дальше по берегу этого фиорда, в .. – слово это у норвежцев означает и "деревня" и "хутор". На жизнь зарабатывали – ясно, чем.
– .. рыбаки мы все, земля-то не пахотная! Что поймаем – сыты будем. Перед войной, хорошо жили – не богато, но и не бедствовали, а что еще человеку надо? Я на траулере, полгода сезон, полгода дома. Сына хотел, в училище морское – да вот война, ну да после будет.. Дочку замуж выдал, в тридцать девятом, за хорошего человека – образованный, места капитана ждал, помощником ходил уже два года. Дом по дешевке купили, починили, баркас этот – тоже..
Земля пахотная – ну никогда не сказал бы так норвежец, да и наш, живший тут поколения. Точно – с двадцатых ты, пскобской или тверской – на хохла не похож… И попал ты на севера, не иначе как в раскулачивание, а границу перелетел, воронок, срок оттянув на канале – до тридцать третьего, тут граница еще на некрепком замке была, слышал что-то.. Ну да я тебе – не товарищ Ежов или Берия, мне твое житие прошлое – по барабану. И слушаю я тебя, очень даже внимательно, единственно чтоб понять – что ждать от тебя и твоего семейства, прям сейчас. Потому как не решил еще – дойдем до сговоренного места, и мирно разбегаемся, или…
– А что ж ты – здесь? Тебя послушать – так тебя, зятя, да и сына, на любое судно бы взяли, может даже не простым матросом, а целым боцманом? Или немцы в торгфлоте своем, сейчас мало платят? Уж точно – не одной рыбкой бы питались!
– Или на дне бы лежали. Сколько знакомых моих – война ведь! А по-нашему, так лучше – не в первых, но зато и голову сохранить. Пока – война. Ну а после – видно будет. Те победят, эти – всем моряки нужны. И рыба – тоже.
– Так ты что, за немцев, или.. ?
Знал бы ты, дядя, что ответом своим сейчас – приговор выносишь. И себе, и всем своим.
– Знаешь, начальник, отчего я от советов ушел? С землицы родной – где дед и отец мои остались? Это вот, "даешь!", и гори, себя не жалея, ради общего дела – нельзя так, чтобы всем и по приказу! Вон, кровь моя, сын, Игорь был, стал Ингвар, и дочка Оля – стала Хельгой, от русских речь только осталась. Я ни за тех, ни за этих – я за жизнь. Которая – при любых, должна продолжаться. А не – гореть, незнамо за что.
М-да, а впрочем, если б не план "Ост" – не стало бы у нас, таких свенссонов, каждый второй? Ладно – живи, дядя, раз семью свою так любишь. Потому что, донесешь после – и хрен немцам докажешь, что случайно помог: подметут и тебя, и твоих, без остатка.
– Как знаешь, дядя. Только, "кто смирно сидит, тех первыми и режут", как один мой знакомый сказал, Румата Эсторский – ну да ты не знаешь его. Мы вот, может быть своей смертью и не помрем, хотя и хочется – но уж точно, любому напоследок такое устроим, в аду нас со страхом помнить будет. А тебя, прихлопнут походя, как комара – и даже, отомстить некому.
– Не прихлопнут – твердо ответил Свенссон – рыбка, она всем нужна. Как хлеб. Война, не война – а кушать хочется.
– Ага. Хочется. Потому ты счас и плывешь – на палочном ходу!
Немцы – это орднунг! То есть, чтобы ничто – мимо кассы! Здесь, в Норвегии, не было таких зверств, как на Восточном фронте – но налогом облагалось все; причем в отличие от большевиков с их продразверсткой, или братков девяностых с их поборами "за охрану", собиралось все до копейки, и никакие оправдания в расчет не брались по определению. Норвежцы, естественно, не были дураками – как учесть, сколько рыбы ты вчера поймал? – но и немцы тоже. Таких как Свенссон, могли остановить в любое время – и по своему усмотрению, забрать любую часть улова (правда, пару самых тощих рыбин обычно оставляли, чтоб с голоду не помер).
