В общем, с этого аэродрома – немцам еще долго не летать!
И в завершение, немецкие зенитчики открыли бешеную стрельбу по облакам. Которые покрывали небо не таким уж плотным одеялом – но вполне могли спрятать, один или несколько, вражеских самолетов. Что было нам, лишь на руку – по понятной причине.
Ну теперь – давай бог ноги!
Обратно добираемся – часа за четыре. Без приключений. Вот наконец и место нашей высадки, столб дыма был виден даже отсюда! Залегаем, и тщательно осматриваем местность – убедившись что никто не помешает нам готовиться и стартовать в обратный заплыв. Все чисто! Везет!
Сваливаемся по расщелине вниз. И – прямо на головы двух норвежцев.
И еще три фигуры – на приткнувшейся к берегу посудине. Что-то вроде большого баркаса – но с палубой, и даже крошечной каютой. Может, там еще кто-то есть?
Двое на берегу – пожилой, и молодой. На борту – еще один молодой, и две женщины, постарше и помоложе. Одеты как обычно рыбаки, оружия ни у кого не видно. Застыли статуями – совершенно обалделые. Сидели, тихо-мирно, костерок собирались развести – вон, уже кучка плавника собрана, и котелок в руке у молодого – и вдруг, как черти из коробки, выскакивают восемь здоровых мужиков, увешанных оружием – что будет дальше, неясно, но уж точно, ничего хорошего!
– Хальт, хенде хох! Руки вверх, суки!
Повожу стволом "Вала", держа всех в секторе огня. Ребята тоже, в темпе расследоточились, не забывая и о подступах, держат под контролем и фланги, и тыл.
И тут пожилой подал голос.
– Русские, что ль?
За бортом плещет вода. Мы медленно движемся к выходу из фиорда. На палубе тесно – потому что все мы здесь. И хозяева – тоже. Все – живы и здоровы. Пока. Ну а дальше – как бог и удача положат.
С немцами – было бы много проще. Как их мирняк, деревенские бюргеры, хозяева – насмерть забивали, травили собаками, морили голодом, наших рабов, "за леность и неусердие" – о чем остались документы, воспоминания тех, кого наши успели освободить. И как спасаясь от нашего гнева, эти рабовладельцы бросились в бега, зимой, с тем лишь что могли унести. Был февраль сорок пятого. А первый город на их пути – где можно было обогреться, поесть, передохнуть, и даже сесть в поезд – назывался Дрезден. Сто тридцать пять тысяч погибших под английскими бомбами – это лишь официальные потери: те, кого смогли как-то опознать, о чьей пропаже было заявлено – жители самого города. А сколько было, проходящих беженцев – не знает никто, даже сейчас. Двести, триста тысяч, полмиллиона?
Мне – их не жаль. Пусть это будет, им – хоть малая плата, за Ленинград!
Так что, будь это немцы.. Не мы – начали первыми, не мы – придумали план "Ост", не от нас – "сотни тысяч заживо сожженных", в Бухенвальде, Освенциме, Дахау, Майданеке, и многих других. "Мы все равно победим – кто будет судить нас?" – вы не думали, в сорок первом, что так будут и с вами, потому что вы сами дали нам такое право? Можете жаловаться в Гаагский суд – надеюсь, в этой реальности, не будет суверенных шпротий, где ветераны эсэс устраивают парады, а советских партизан кононовых объявляют убийцами, Мы знаем – кто победит!
Будь мирняк норвежским – ну, середина наполовину, "будем посмотреть". Спецоперации – это никогда не "бой местного значения", цель и ставки обычно, побольше. А потому, нас готовят – выбор тут, жизнь чужого гражданского ценой больших потерь наших на фронте – или соответственно, наоборот: что выберете вы?
А взять в ножи пятерых, в том числе двух женщин – дело нескольких секунд. Именно в ножи, не тратя пуль, да еще имитировав ограбление – чтобы замести следы, не озаботить их контрдиверсов, хотя бы на время. Наверняка в Норвегии тоже был криминал – и вряд ли местные душегубы с приходом немцев все разом стали законопослушными, ну если только новые хозяева не вписали их всех в "норге полицай".
Но сейчас – случай был особый. И время, и ситуация – терпит. Плюс какой-то шальной азарт – пошло, везение! И здравая мысль, сэкономить батареи буксировщиков – а вдруг, не сразу найдем лодку? И даже желание, при прочих равных, гораздо меньше плыть в ледяной воде.
