– Досматривать будут – упавшим голосом говорит Свенссон – пропали мы..
– Подходи к борту – отвечая я тихо – и сиди смирно. Как начнем – падайте на дно ,если хотите жить.
Так, диспозиция.. Рябой на носу, Шварц на корме – изображают полную апатию. Брюс с Владом, посредине, я возле каюты, на виду, остальные за ней. До немцев метров шестьдесят, нас несет прямо на них, все трое свенсонов работают веслами-шестами. Только бы сблизиться – потому что против эрликонов мы не потянем!
Ну вот – борт катера, уже почти нависает над головами. Двадцатимиллиметровки теперь не опасны – их стволы, над нами, ну чего ты вцепился, дурачок, очередь у тебя выйдет, по воде! Второй немец от носовой пушки перешел к борту, кидает нам конец, немец на корме делает то же самое, Шварц и Рябой принимают, трое со шмайсерами готовы спрыгнуть на баркас, а это нельзя, сразу увидят плохо спрятанные стволы. С богом!
Дальнейшее длилось много меньше, чем наш рассказ о том.
Это правда, что писал Бушков-Пиранья, о "страшном огневом ударе" спецназа. Сила тут не в огневой мощи – побольше стволов! – а в синхронности и одновременности. Когда каждый в темпе валит своего противника, не отвлекаясь на других – которых сработают твои товарищи.
Стреляю в автоматчика, показавшегося мне наиболее опытным – а значит, самым опасным. Брюс броском вбивает нож в другого, в руке его сразу возникает ПБ (пистолет бесшумный), – и я так и не понял, он или Влад влепили пулю в голову третьему со шмайсером. Василий, выскочивший из-за каюты как чертик из коробки, поливает огнем "Вала" мостик катера, скосив офицера и матроса рядом. Шварц и Рябой стреляют в "своих" немцев, так и не успевших отпустить швартовые канаты. Ну а матрос у пушки похоже, получил свое, одновременно с "моим", от двух Андреев.
И все это – первая секунда.
Взлетаем на палубу. Не вылезет ли снизу кто-то еще?
Шварц, Рябой – у пушек, сделав "контрольные" в голову "своим" фрицам. Крутят на берег – поскольку главная опасность сейчас, от поста. Брюс – на мостик, с Винторезом, успев проконтролировать тех двоих. Я – приоткрыв люк в машинное, кидаю внутрь световую гранату, и плотно захлопываю; Василий проделывает то же с кубриком. Как позже выяснилось, напрасно – поскольку в кубрике никого не оказалось; а вот в машинном мы обнаружили двух оглушенных немцев.
Пять секунд. Катер полностью наш. Боеспособного противника в пределах видимости нет.
Двоих из машинного вытащили на палубу. Качественно связали – руки за спиной, свободный конец петлей на шею – и сунули в кубрик, который до того осмотрели на предмет отсутствия оружия или чего-то подобного. Жмуров ("двухсотые", это лишь наши, а враг – это тушки, или жмуры) – отправили за борт. Гильзы от "бесшумок" – тоже.
Минута. Зачистка и контроль завершены.
По большому счету, нам крупно повезло. В том, что у немцев было слишком мало времени, для оценки ситуации и принятия решения. Увидев нас издали, или услышав мотор, кто-то бдительный мог бы сопоставить, дым на аэродроме, видный даже отсюда, и странных пассажиров баркаса. А не действовать по уже привычной, заведенной программе "стрижка овец" – даже не задумавшись, что вместо овечек могут быть волчары-людоеды. На Восточном фронте, тот же немецкий летеха, уже знающий, что такое партизаны, вел бы себя иначе – например, спешно вооружил бы всех своих (было чем – мы нашли на катере еще эмгач тридцать четвертый и семь маузеровских винтовок, в оружейке) – заставил бы подойти под наведенными стволами, и не самим прыгать для досмотра, а нам подниматься на катер, по одному. Мы бы и тогда справились – ну не могли их матросы, быть обученными, как правильно контролировать группу, и уж точно, не владели боевой рукопашкой – а у нас не только ножи попрятаны при себе, но и ПБшки – так что для немцев кончилось бы все так же, но и у нас вполне могли быть "трехсотые" и даже кто-то "двухсотый"! Ты привык к тихой оккупированной стране, морячок – к усмиренной стране, где не смеют понять руку на немца, зато полно овец, которых подобает стричь, а не резать без дела. Потому ты не знал, когда надо спрашивать документ, а когда, сразу стрелять на поражение – не умел определить, кто перед тобой, овечка или волк. Вот и повел себя – как мент с Невского, вдруг оказавшись в чеченских горах. По правилам – другой войны.
