Дэниел Карбонардо выхватил пистолет и выпустил четыре пули, две в Майку Роуледжа и две в возницу, низкорослого Лени Адлера, пьяницу и бабника, уже два года ишачившего на Беспечного Джека.
И Роуледж, и Адлер получили пули в голову и умерли еще до того, как упали, — первый пытаясь перезарядить дробовик, второй — подхлестнуть лошадей, перешедших на галоп и остановленных позднее полисменом неподалеку от ботанического сада.
Харкнесс, заглянув в кэб, увидел безжизненное тело Артура и сразу сообразил, что следует делать. Он хлестнул старого верного Архи и помчался насколько это было возможно быстро в направлении Ноттинг-Хилла к дому Кэдвенора на Сент-Люкс-роуд.
Оставив бездыханного Артура на попечение Кэдвенора, Харкнесс старательно вычистил кэб и спокойно, стараясь не привлекать к себе внимания, отправился в Вестминстер.
Узнав ужасную новость, Мориарти повел себя как одержимый: издал долгий душераздирающий вопль, а потом принялся рвать на себе пуговицы, подобно ветхозаветным женщинам, рвавшим свои одежды. То был не единственный жест религиозного значения. В детстве мать заставляла его читать Библию по нескольку часов каждое воскресенье, и теперь Профессор выкрикивал слова, которые заучил наизусть много лет тому назад. То были слова охваченного горем Давида, узнавшего о смерти своего сына Авессалома. «О, сын мой Авессалом, — причитал он. — Сын мой, сын мой Авессалом! Лучше бы Господь отнял мою жизнь вместо твоей, Авессалом, сын мой!».
Горе его было столь велико и столь неуемно, что даже Сэл, слыша эти стенания, не осмеливалась подойти к нему.
«Именно этого и хотел Беспечный Джек! — стонал Мориарти. — Именно так, сведя с ума от горя, Джек пожелал сломить меня, чтобы я ослаб, потерял контроль над моей любимой семьей!»
— Похоже, они знали, что мы собирались заехать в парк, — сказал Харкнесс, когда Мориарти наконец успокоился. — Но ведь этого никто не знал, Профессор. Я ведь спросил у вас, можно ли ему в последний раз заехать в Риджентс-Парк, и вы дали согласие. Я никому не говорил. Тогда кто же?
Они посмотрели друг на друга и оба в одно и то же мгновение поняли истину: это мог быть человек, подслушивающий за дверью.
— Я видел мальчишку, Уолли Таллина, он побежал за угол и отдал письмо кэбмену, который часто околачивается здесь.
— Быстро приведи сюда Таллина, — распорядился Мориарти сдавленным от волнения голосом.
Вскоре перед ним предстал юный Уолли Таллин.
— Уолли, ты ни в чем не виноват, я уверен в этом. Но скажи мне, ты часто выполняешь поручения для Джима Терреманта?
— Конечно, сэр. Постоянно. Ношу записки мистеру Куимби, который делает ставки.
— А где можно найти этого Куимби?
— Обычно там, где стоянка кэбов. Возле пивной «Герцог Йоркский».
— Этим утром ты носил туда записку?
— Да, сэр. Мистер Куимби выглядел очень расстроенным, когда прочитал ее. Он сорвался с места и помчался на своем кэбе так, будто за ним гнался сам дьявол, сэр.
— Это было сегодня? Утром?
— Незадолго до того, как я помог положить в гроб бедного мистера Артура, сэр. О, бедный мистер Артур! — пролепетал Уолли чуть не плача.
— Славный мальчик, — похвалил Мориарти. — Не говори об этом никому.
Когда он через несколько минут вышел из комнаты вместе с Харкнессом, Терремант уже вернулся и занял свое обычное место на лестничной площадке. Он улыбался и выглядел довольным собой.
Мориарти улыбнулся ему в ответ, подошел к нему ближе и прошипел:
— Кок-Робин!
В следующую секунду его рука скользнула под сюртук Терреманту и выхватила короткую крепкую дубинку, которую бывший борец держал на кожаном ремешке, прикрепленном к поясному ремню. Сделав быстрый шаг назад, Мориарти нанес Терреманту короткий удар в левый висок. Удар был настолько сильным, что сломал шею, а после серии последующих ударов голова свернулась под неестественным углом. И тогда Профессор ударил предателя в правый висок.
Терремант что-то прорычал и рухнул на колени, потрясенно глядя на Мориарти, который продолжал наносить ему новые удары. В конечном итоге голова Терреманта стала похожа на раздавленную свеклу. Когда избиваемый наконец затих, Мориарти спустился вниз. В это же мгновение там появился Дэниел Карбонардо.