Опальный профессор являл собой жалкое зрелище: сгорбленный, растерянный, с глубоко запавшими глазами и трясущимися руками, сломленный и разбитый. Сбивчиво, медленно и абсолютно бесстрастным тоном он поведал брату историю своего падения.
— Если кто и поймет меня, то только ты, Джим, — вздохнул он, закончив печальную повесть. — Насчет Джейми я сильно сомневаюсь.
— Ты прав, но Джейми сейчас в Индии, так что никакой опасности пока нет.
— Но что мне делать? Публичного скандала не будет — никто не хочет чернить имя университета, — но слухи распространяются самые невероятные, и их не остановить. Вскоре весь мир узнает, что я ушел не по собственной воле, а был изгнан с позором. Мне конец. Конец моей карьере, моей работе. Я в смятении. Я не знаю, что делать, к кому обратиться.
Младший Мориарти отвернулся к окну, дабы не выдать ненароком своей радости.
— И куда ты собираешься? — негромко спросил он.
— В Лондон, а потом… — Несчастный воздел руки в жесте отчаяния. — Я даже подумывал о том, чтобы отправиться к тебе, на железнодорожную станцию.[34]
Джим улыбнулся.
— Я уже давно там не работаю.
— Тогда чем ты?..
— Я многим занимаюсь. Думаю, сегодня меня направило сюда само провидение. Я могу помочь. Прежде всего, позволь мне отвезти тебя в Лондон, где ты, несомненно, найдешь какую-то работу. Смелее, брат. Доверься мне, а уж я открою для тебя кое-какие двери.
Вечером того же дня багаж профессора погрузили в кэб, и братья отправились сначала на железнодорожную станцию, а затем уже в Лондон.
Весь следующий месяц в определенных кругах говорили о том, что звезда знаменитого профессора закатилась. Говорили также о том, что, обосновавшись в столице, он занялся подготовкой будущих офицеров, поскольку в искусстве современной войны математика играет весьма значительную роль.
В течение шести месяцев бывший профессор усердно трудился на новом для себя и весьма нелегком поприще. Занятия проходили в небольшом домике на Поул-стрит, находившемся у ее соединения с Уэймаут-стрит, с южной стороны Риджентс-Парка, месте, довольно удобном для жизни, позволяющем кататься на коньках зимой, играть в крикет летом и посещать заседания зоологического и ботанического обществ круглый год. Но через полгода Джеймс Мориарти-старший внезапно прекратил все занятия и переехал в большой дом на Стрэнде.
Таковы общеизвестные факты, касающиеся перемещений профессора непосредственно после изгнания его из высших эшелонов академической жизни. Правда выглядит иначе, поскольку именно этот период отмечен решительными подвижками в карьере того профессора Мориарти, который известен нам как некоронованный король преступного мира времен королевы Виктории и короля Эдуарда.
Однажды прохладным осенним вечером, когда профессор, отужинав пораньше вареной бараниной с овсянкой и морковью, готовился лечь спать, в дверь громко и настойчиво постучали. Поспешив на стук и открыв дверь, он с удивлением обнаружил на пороге своего младшего брата — в длинном старомодном сюртуке и сдвинутой к бровям широкополой фетровой шляпе. За спиной у него профессор заметил стоящий возле тротуара кэб. Лошадка мирно кивала, возницы же видно не было.
— Дорогой брат, входи же и…
— Некогда. Нам нужно поспешить. Джейми вернулся в Англию вместе с полком. У нас большие неприятности. Семейные неприятности. Мы должны сейчас же встретиться с ним.
— Но где?.. Как?..
— Одевайся. Я позаимствовал кэб у знакомого. Не будем терять время.
Настойчивый тон подстегнул профессора. Торопливо собравшись и дрожа от волнения, он забрался в экипаж. Его брат устроился на месте возницы. Экипаж тронулся, лошадка перешла на бодрую рысцу, и в скором времени они уже свернули к реке, которую и пересекли по мосту Блэкфрай-арз.
Следуя по бесконечным боковым улочкам и переулкам, кэб углубился в Ламбет и наконец повернул к пустырю, огражденному длинной стеной, уходящей одним своим краем в мутные, бурлящие воды Темзы, заметно поднявшейся в это время года. Экипаж остановился шагах в десяти от края стены. Рядом шумела река, из какой-то таверны на другом берегу доносились смех, пение и время от времени отрывистый собачий лай.
