— Банить ещё раз! — возмутился Артём и ушел.
На следующий день ослушник сам явился к нему в каюту, как ни в чем не бывало, пожелал доброго утра и… стал докладывать о текущих делах.
— Кто разрешил отлучку? — перебил лейтенант.
— Старший лейтенант Лончиц!
— Трое суток ареста за обращение не по команде!
— Есть, трое суток… — потемнел главный старшина и, повернувшись налево кругом, вышел из каюты.
— Так ему, голубчику, так, — одобрительно хмыкнул Пекочка и тут же спросил: — А взыскание согласовано?
— Зачем?
— Затем, что тобой допущено превышение дисциплинарных прав.
В самом деле, Чеголин мог объявить сверхсрочнику выговор, подумаешь, какое наказание. У язвленное самолюбие Артёма требовало во что бы то ни стало уязвить и подчиненного. Как это сделать? Ясно, арестовать. Правда, командир корабля вполне мог объявить взыскание недействительным, что было бы куда большим ударом по самолюбию. Однако капитан-лейтенант Выра, дотошно разобравшись во всех обстоятельствах, заставил Чеголина снова зубрить устав, записку об арестовании подписал. Василий Федотович при этом морщился, но Артём был удовлетворен.
Через несколько дней в кают-компанию заявится главный боцман Осотин.
— Разрешите? — спросил он больше по традиции и, не сомневаясь в ответе, протянул Выре какую-то бумажку.
Пока тот читал, боцман нагловато подбоченился, собираясь по обыкновению рассказать, как ловко он выполнил поручение, но вдруг, совершенно переменившись, попросил «добро» удалиться и даже каблуками прищелкнул при повороте налево кругом. Артём Чеголин не замечал выправки у развязного боцманюги, а прорезалась она, скорее всего, потому, что в каюткомпании ужинал гость — помощник начальника политотдела но комсомолу Виктор Клевцов, который по званию тоже был лейтенантом. Подумаешь, какое начальство!
Василий Федотович не обратил внимания на поразительное превращение Осотина и, отпустив его рассеянным кивком, передал бумажку минёру.
— Вот вам адрес. Не ахти какие хоромы, но для двоих сойдет.
Собственно, адрес был ни к чему. Комната находилась в «циркульном» доме, рукой подать от причала. Пекочинский возвратился на корабль уже через полчаса. Он был смущен и разочарован.
— Н-не знаю, как быть. Эт-то даже не комната, а платяной шкаф.
Жилплощадь, предоставленная ему во временное пользование, имела около пяти квадратных метров. Основное пространство здесь занимал двуспальный матрац на самодельных ножках. Рядом, между стеной и тахтой, был втиснут четырехугольный столик ресторанного типа, который, таким образом совмещал функции туалетного и обеденного. Со свободной стороны поместился единственный стул. Вешалка для одежды была прибита к стене над постелью, а посудный шкафчик нависал над столом. Словом, здесь было предусмотрено всё, и достаточно целесообразно. Не обладая пространственным воображением, Пекочинский просто привередничал. Потолки в «циркульном» доме возвышались на три с половиной метра. Таким образом, высота комнатки оказалась больше, чем длина. Вот она и показалась минёру «шкафом». Стоило строителям догадаться опустить потолок на метр, как сразу бы появились необходимые для уюта пропорции.
— Как мне привести Аню в такой чулан?
— Разведись или ищи особняк, — рассердился Чеголин.
Обе рекомендации показались Пекочке ещё более нереальными. Он смирился и отправил жене телеграмму с требованием приехать как можно скорее. Ответная депеша пришла накануне очередного выхода в море. Поэтому о поездке в Мурманск к поезду не могло быть и речи. Капитан-лейтенант Выра отпустил минёра только на полчаса к приходу рейсового парохода! Нил Олегович загрустил, но, понимая, что другого выхода нет, успел донести чемодан до порога квартиры, вручил жене ключи и точно в срок возвратился к исполнению служебных обязанностей.
— С тебя причитается, — подмигнул ему Осотин который стоял на палубе с повязкой дежурного по кораблю.
— Мы с вами не пили на брудершафт, — поморщился минёр.
— А я о чем? — удивился Осотин. — Раз не пили дак следует поддать. Не забудь — комната моего корешка. Кто отписал ему этак и так, люди свои, незапакостят?…
