– Хотелось бы мне, чтобы эту проклятую песню, наконец, выключили, – Холстен хмуро посмотрел на раздражающие его динамики. Сыплешь туда монеты и получаешь звуковые эффекты, громыхающие из игрового автомата вместе с ударами из пинбольного автомата «Рыбные истории». В пабе пахло затхлой плесенью от дурацкого дождя, который шел всю прошлую неделю, и сильно воняло спертым табачным дымом. Холстен терпеть не мог плюшевый макет форели наверху пинбольного автомата.
Маннеринг открыл пакет чипсов и предложил всем. Фостер отказался – ему нужно было следить за уровнем соли. Картер взял хрустящую горсть и пошел к длинной деревянной барной стойке, чтобы изучить меню, написанное мелом на грифельной доске, – оно обещало отличное качество блюд. Он заказал свиные колбаски высшего сорта с картофелем фри и печеные бобы, забыв о том, что ему нужно следить за своим весом. Хромая, Стейн спустился в уборную по злосчастной лестнице. Пора было колоть инсулин. Кросли угостился чипсами и забеспокоился, что скоро настанет его черед платить за пиво. Нужно как-нибудь уклониться. От его пособия по безработице осталось десять фунтов, а следующее дадут только через неделю.
Сегодня их было шестеро, а когда-то их собиралось восемь или десять. За последние двадцать лет это стало ежегодной традицией – Джон Холстен приезжал из штатов на каникулы в Лондон, где обычно собиралась компания, чтобы выпить и хорошо провести время. В прошлом году рак почек забрал МакФеррана – и это случилось с человеком, который всегда заказывал стейк и пирог с почками. Хайлз сбежал на побережье Кента, надеясь, что морской воздух избавит его от проблем с сердцем. Марлин был где-то во Франции, но никто не знал, где именно и поборол ли он свою наркотическую зависимость.
Так все и получилось.
– За друзей, которые сейчас не с нами, – предложил Холстен, поднимая бокал. Тост был хорошо принят, но воспоминание о тех, кто должен был быть здесь, привнесло немного уныния.
Джон Холстен был американским писателем со скромными средствами, но хорошей репутацией. Он принимал, так сказать, небольшую помощь от своих друзей. В целом его считали одним из лучших писателей последнего поколения лавкрафтовской школы – жанра, вышедшего из моды в наш век бензопил и поедающих плоть зомби. Однако он имел достаточно преданных поклонников, чтобы обеспечить ежегодную поездку Холстена в Лондон.
Он слегка наклонил свой стакан с пивом. Над ободком он увидел вошедшую в бар фигуру в желтом плаще. Он без колебаний продолжил пить, разве что глотая немного быстрее. Бледная маска посмотрела на него совершенно бесстрастно. Мимо прошла американская парочка. Они с сильным нью-йоркским акцентом спорили, стоит ли тут есть. На мгновение синеволосая женщина вздрогнула, проведя рукой по разорванному плащу.
У Холстена были прекрасные светлые волосы, зачесанные назад, и голубые, беспокойные глаза. Он был чуть ниже шести футов ростом, а под его синим костюмом-тройкой скрывалась плотная мускулатура. Ему было за шестьдесят.
– Жаль МакФеррана, – сказал Маннеринг, доедая чипсы. Картер вернулся от барной стойки с тарелкой, и Кросли с жадностью посмотрел на нее. Фостер покосился на свой пустой стакан. Стейн вернулся из уборной:
– Ты о чем?
– О МакФерране.
– Очень жаль. – Стейн сел.
– Моя очередь, – сказал Холстен. – Не поможешь нам, Тед?
Человек в рваном желтом плаще смотрел, как Холстен встает. Он уже заплатил за всех.
Тед Кросли был несостоявшимся писателем литературы ужасов – сорок рассказов за двадцать лет, за большинство из которых он не получил ни цента. Ему было сорок, он лысел и переживал из-за своего отрывистого и сухого кашля.
Дэйв Маннеринг и Стив Картер держали книжный магазин, над которым жили. Закоренелые холостяки, плывущие по течению еще с викторианских времен. Маннеринг был худым, темноволосым и хорошо одетым ученым. Картер – рыжеволосым ирландцем, более крупным, и любил носить регбийные футболки. Им обоим было около сорока.
Чарльз Стейн коллекционировал книги и жил в Крауч-Энде. Его лицо имело сероватый оттенок, и он был весьма озабочен своим диабетом. Ему тоже было около сорока.
