Монстры Лавкрафта - страница 126

Он заметил, что чем дольше люди жили в «Перекрестках», привыкая к присутствию друг друга, тем больше они походили на Уокера и его детей, будто собрались здесь на встречу какой-нибудь большой семьи. Интересно, если порезать кого-нибудь из них, то их кровь тоже будет ходить? Он был почти уверен, что так и будет.

Он пошел на свою утреннюю прогулку босиком к невидимому бассейну. Он не знал, почему его ноги не жгло, но это и не имело для него значения. Старуха присела там, будто какая-нибудь обезьяна. Вначале он подумал, что она напевает себе под нос, но, проходя мимо, понял, что на самом деле она что-то говорила – низким голосом, быстро и совершенно непонятно. Слегка похоже на немецкую речь, но Уокер подозревал, что это было ее собственное спонтанное бормотание.

Постепенно он почувствовал тошнотворную вонь, которую принес сухой пустынный ветер. Оглядываясь по сторонам, он увидел, что те двое, искавшие место для ночлега на улице у захудалого мотеля «Перекрестки», были на ногах, хотя и двигались медленно. Подойдя к ним, он сразу понял, что запах исходил именно от них.

К нему подошла высокая женщина с длинными темными волосами.

– Кажется, у вас знакомое лицо, – робко сказала она и подняла руку, будто собираясь коснуться его лица. Он быстро отошел назад, но не потому, что увидел, что часть ее левой щеки и красивого лица была расплавлена, а потому, что ему никогда не нравилось, когда до него дотрагивались незнакомцы. Он знал, что в этом был свой смысл, поэтому всегда старался держаться в стороне. Энджи, определенно, тоже относилась к незнакомцам, а его дети Джек и – как там звали девочку? – были немного ближе.

Затем рядом с ней возникли пожилой мужчина и маленький мальчик. У всех была пузырящаяся болезненная кожа. Уокер пронесся мимо них и оказался в толпе хватающих, деформированных рук с лопающимися волдырями на раздраженной обгоревшей коже.

С чувством неловкости он пробирался через толпу, но не смог избежать того, чтобы не запачкаться их выделениями.

Он стыдился своей брезгливости. Разве он сильно от них отличался? Он видел знакомые темные очертания в их глазах, которые напоминали отражения эволюционирующих форм жизни. Очевидно, он больше не был одинок в этом мире, потому что то, что он видел в них, было знакомо и смутно напоминало семью. Но это было тревожное, даже ужасное, осознание.

Он был своего рода ублюдком, смешением двух разнородных видов, как и эти люди. Он сомневался, что хоть кто-то из них знал своего отца. Его собственные дети были их кровными родственниками, но они, по крайней мере, знали отца.

Два самых знакомых ребенка вышли из толпы и пристально посмотрели на него. Их лица менялись. Он ощутил какую-то непостижимую утрату близости, которой у него никогда не было, – обычные воскресные пикники теперь никогда не будут ему доступны.

Энджи вышла на улицу за детьми, затем последовал немелодичный крик отчаянной коровы, и Уокер повалил ее на землю, нанося небрежные удары обеими руками, будто ставшими вдруг свинцовыми. Она была последней нитью, связывающей его с человечеством, но он безвозвратно ее оборвал. Ее дети смотрели на происходящее с таким же равнодушием, с каким песок просачивается на заброшенный порог.

Теперь они вышли из тех далеких столовых гор и пустынь на своих поразительных черных крыльях, на позвоночниках с множеством ножек, открыв рты и гудя, как кровь десяти тысяч кипящих насекомых, как тайные желания звериного стада, как его кровь, готовящаяся покинуть тюрьму из вен, как его кровь, выползающая в полночь общей боли. Ясная линия горизонта расстилалась на небе.

И из всей этой блестящей линии вышли отцы, чтобы вернуть своих детей, хранителей их темной крови. Уокер должен рухнуть, сдаваясь им, когда эти старые отцы безысходных ночей человеческой слабости, объявившие вечный бунт против физических законов вселенной, эти отцы, эти жестокие отцы начнут поглощать.

Все сидели в «Лебеде». Музыкальный автомат заунывно пел что-то типа «Нам всем бывает больно» или «Нам ото всех бывает больно». Джон Холстен не мог разобрать. Он задумался, почему в Лондоне играет западный кантри. Может быть, там пелось: «Нам всем ото всех бывает больно». Где же «Битлз», когда они нужны? Ну или хотя бы один «битл» для начала. Ну, или два. И Пит Бест. Хоть кто-нибудь.